В глуби веков - Воронкова Любовь Федоровна Страница 24

Постепенно день прояснился. Снег скрипел под копытами лошадей. От белизны снега долина наполнилась особенно резким светом и особенно яркой стала желтизна городских стен, сквозь бойницы которых голубыми глазами глядело холодное небо.

Из города навстречу шло войско.

Парменион дал команду приготовиться к бою. Отряд лязгнул оружием. Сверкнули копья и мечи. Луки ощетинились стрелами.

Парменион уже готов был бросить отряд в атаку — нападать надо внезапно… И вдруг придержал коня.

Это было не войско. Из города шла огромная толпа мужчин, женщин. Носильщики-гангамы несли разную кладь: тяжелые расписные ларцы, ковры, скатанные в огромные трубы, тюки одежд, сверкающие золотом, золотые ложа, корзины с золотой и серебряной посудой… Люди жались от холода. Носильщики, то один, то другой, не выдержав, сбрасывали с плеч тюки, доставали первый попавшийся халат из своей ноши, надевали его, чтобы согреться. А потом так и шли в пурге и в золоте, шагая по снегу грязными, заплатанными сапогами…

Вслед за толпой из города вышли груженые верблюды и мулы, целый караван в несколько тысяч голов. В повозках и на верховых конях ехали женщины, закутавшись в яркие шерстяные покрывала. Парменион сразу увидел, что это не простые женщины — так одеваются только жены царских вельмож…

А вот идут эллины, их немного, всего пять человек. Идут, высоко подняв голову и плотно запахнув теплые плащи. Уж эллинов-то Парменион узнает где хочешь!

Толпу дамаскенов сопровождал вооруженный отряд. Их копья поблескивали ледяным отсветом над головами идущих. Охраняют ли они? Или ведут пленных?

Впереди этого странного шествия ехал на коне перс, судя по одежде — один из военачальников Дария.

«Или это сам сатрап? — старался догадаться Парменион. — Неужели? Но что же это он затеял?»

Перс поднял голову и словно только сейчас увидел стоящую перед ним вражескую конницу.

Он дико закричал, хлестнул коня и помчался куда-то в сторону. Воины, сопровождавшие толпу, в панике прянули врассыпную. Только что грозно сверкавшие копья летели в снег, сброшенные с плеча колчаны со звоном ударялись о мерзлую землю. Бросились бежать и гангамы-носильщики. Кто мог, уносил свою ношу. А кому было не под силу — бросал ее по дороге. Пурпур, лиловый и желтый шелк, золото чаш и кувшинов, ларцы, окованные золотыми пластинами, и множество разных вещей остались лежать на снежной равнине. Караван остановился.

Не стараясь разгадать, что произошло, Парменион дал команду к бою, и конница его, только и ждавшая этого, ринулась на безоружную толпу. Никто не сопротивлялся. Парменион приказал отвести пленных обратно в Дамаск и собрать разбросанные сокровища.

Ворота города были открыты.

— Что же тут случилось? — недоумевал Парменион. — Ведь это сокровища Дария. Почему их выкинули мне под ноги?

Парменион ревниво следил за тем, чтобы ларцы с деньгами, драгоценные украшения, золотые и серебряные сосуды, золотая сбруя и все огромные богатства персидского царя были собраны и остались в сохранности. Сразу сосчитать все, что захватил Парменион, было невозможно.

— Да еще сколько царской одежды порвали — вон клочья на кустах, — ворчал Парменион, укладывая добро, — да разбросали по снегу… Да еще и затоптали… Куда они все это тащили? Спрятать хотели от меня, что ли? Видно, сила Дария кончилась — тащат его богатства и не боятся!

До царских сокровищ он не дал дотронуться никому.

— Это — нашему царю, — сказал он фессалийцам, помня наказ Александра, — а у вас целый город в руках, там и возьмете свою долю. Мы ведь не в гости пришли!

В городе начались грабежи. Воины врывались в дома богатых горожан, тащили все, что попадалось под руку, дали полную волю своей жадности и жестокости — ведь сам военачальник разрешил им это.

— Что же у нас там за пленники? — вспомнил Парменион, закрыв сокровищницы и поставив сильную стражу. — Надо разобраться.

Пленники, окруженные македонскими конниками, стояли на площади, оцепенев от холода. Парменион, прямой, высокий, властно вошел в их круг. Он внимательно оглядел их. Молодые женщины с детьми на руках… Кто такие? Жены царских сановников. Три девушки стояли, тесно прижавшись друг к другу. Кто? Дочери погибшего царя Оха — Артаксеркса, а рядом с ними их мать. А кто эти, так богато одетые? Это — дочь Оксафра, брата Дария… Это — жена Фарнабада, который сейчас командует войском на побережье… Эти три — дочери Ментора, брата Мемнона. А это — его жена…

— Чья жена?

— Мемнона.

— Мемнона?!

Парменион остановился перед молодой женщиной. Она стояла молча, опустив ресницы. Ни жалости, ни сочувствия к ней не было. Мемнон умер, жена Мемнона в плену. Судьба расплатилась с ними за измену родине!

Эллины, все пятеро, стояли в стороне, гордые, надменные, с ироническим выражением лица. Парменион хищно усмехнулся, горбатый тонкий нос стал похож на клюв орла.

— Союзники Дария?

— Послы Эллады к царю Дарию, — надменно ответил спартанец Эвфикл.

— Изменники и предатели, — поправил Парменион.

Мы только послы, — попробовал смягчить разговор афинянин Ификрат, — наша родина поручила нам…

— Поручила вам договориться с врагами, как погубить Элладу? — прервал Парменион. — Расскажете царю Александру, кто вы такие. А я вас и слушать не хочу!

Он гневно отвернулся и, приказав разместить пленных, ушел.

Позже Парменион узнал, чтó произошло в городе. Правитель Дамаска, оставленный здесь Дарием, испугался Македонянина и решил сдать ему город. А чтобы заслужить милость Александра, он предал Пармениону людей — жен и детей персидских вельмож, которых должен был охранять, и все сокровища Дария, доверенные ему.

— Но почему вы все вышли навстречу мне? — спрашивал Парменион у пленных дамаскенов. — Почему вывезли сокровища из города?

— Сатрап задумал обмануть всех нас и нашего царя Дария, — отвечали дамаскены, — он сделал вид, что хотел спасти все это, но будто бы не мог: дескать, македоняне напали и всё отняли! А теперь как увидит, что царя Дария ему бояться нечего, то и явится к тебе!

— Значит, надо думать, что он явится ко мне?

— Придет, придет! — уверяли дамаскены.

А были люди, которые в это время мрачно молчали. Им уже было известно, что воины, преданные Дарию, везут ему в мешке голову сатрапа, предавшего его.

Парменион снарядил гонцов к Александру. И написал письмо. Вернее, это было не письмо, а отчет, сколько взято богатства в Дамаске. Захвачена военная казна Дария, одной только чеканной монеты на две тысячи шестьсот золотых талантов. Много дорогих сосудов, серебра на пятьсот фунтов весом. Множество украшений — золотые цепи, кольца, драгоценные пряжки и лихниты — «светящиеся камни» с темно-малиновым светом, и «камни карфагенские», желтые, как кошачьи глаза… Тюки дорогой, шитой золотом одежды, обитые золотыми пластинами и украшенные тонкой резьбой ларцы.

И пленные. Тридцать тысяч пленных. Среди них женщины и дети, семьи знатных персов, оставленные в Дамаске для безопасности. И огромная толпа царских прислужников…

«Я нашел триста двадцать девять рабынь царя, знающих музыку и пение, — писал Парменион, — сорок шесть служителей для плетения венков, двести семьдесят семь поваров для приготовления кушаний, двадцать девять поваров у плиты, тринадцать молочников, семнадцать слуг для приготовления питий, семьдесят для согревания вин и сорок для приготовления ароматов…»

И в конце письма сообщил, что среди пленных он нашел эллинов, которые только что прибыли к Дарию послами от своих государств договариваться о союзе против Александра.

Получив письмо, Александр приказал Пармениону захваченные сокровища хранить в Дамаске, а эллинских послов тотчас доставить к нему. Парменион, оставив в Дамаске крепкий гарнизон, сам привез пленников к Александру.

Александр ждал этой встречи с волнением. Сейчас они войдут в его шатер, люди, предававшие его отца Филиппа, предающие теперь его, Александра. В то время как он с такими трудами, не щадя сил и самой жизни, завоевывал для Эллады новые земли, Эллада направляет послов к своему извечному врагу — персу, стремясь погубить Александра. Видно, сильны еще люди в Афинах, которые не терпят македонского владычества!