Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза Страница 24

к избиению. Раздались крики мятежной черни: «До брони (к оружию)! Бей москаля! Кто в Бога верует, бей москаля!». Затрещали выстрелы, посыпались удары, застонали несчастные жертвы. К ужасам этой ночи присоединился неистовый лай и вой испуганных собак. Убивали всех встречных, врывались в квартиры, разыскивая офицеров и главных начальников. Часть Киевского полка была захвачена в церкви, у заутрени, где безоружные солдаты не могли защищаться: их всех перебили. Другая часть, со своим генералом Тищовым, была окружена солдатами конной гвардии, с участием черни. Офицеры не хотели сдаваться. Их вырвали силой, заковали и заперли в погреб, где они оставались почти четверо суток без пищи. На 1-й день Пасхи их хотели перевести в другое место – народ не допустил: набросился на них с палками и перебил всех до единого. В то же время 1-й батальон Сибирского полка, с генералом Милашевичем, отбивался картечью у костела Св. Креста против целого полка Дзялковского. Русские дрались отчаянно. На них сыпались удары из окон соседних домов, с крыш, костелов, с башни, даже из кадетского корпуса: чуть только русский наготовит фитиль, его сейчас же сверху убивают. Раненый Милашевич взят в плен, команду принимает князь Гагарин. Какой-то кузнец хватает его железной пикой и убивает наповал. Сбитые в кучу, сибирцы стали пятиться, причем столкнулись со 2-м батальоном своего же полка, который, не распознав в дыму товарищей, принял их за врагов. В 7 часов утра уже была атакована толпами черни и отставных солдат главная квартира, местопребывание генерала Игельштрома. Хотя их отбили пушками, но отдельные, разбросанные по городу отряды остались без руководства; адъютанты, которых рассылали начальники, чтобы получить приказания, не возвращались, потому что попадали в руки мятежников. Наконец, кое-как, из восьми тысяч войск пробились в город только пять, и то без артиллерии, без офицеров.

Между тем, главнокомандующий, ничего не зная, с часу на час поджидал себе выручки. Наступила ночь. По улицам валялись трупы, стонали раненые; никто их не подбирал, над ними еще тешились. В разных местах мятежного города раздавались выстрелы, били барабаны, звонили колокола, слышались крики: «Да здравствует Косцюшко!». Луна тихо освещала эти безобразия. С рассветом нападение на главную квартиру усилилось: пули сыпались дождем. Тогда Игельштром решился пробиться. У него было 3 батальона, сильно утомленных, третий день не евших солдат. Как сквозь строй отряд пробивался, то при помощи штыка, то при помощи картечи; для уменьшения потерь, пробирались пустырями, скрывались в глухие переулки. Полковник Парфентьев был оставлен защищать главную квартиру с 400 солдат. Они проявили мужество, достойное того, чтобы сохранить о них память. Перестрелявши патроны, солдаты заряжали ружья мелкою монетой; потом взялись за пистолеты. Когда поляки подожги дом, защитники пытались пробиться: они ударили тесной кучкой, но, наткнувшись на тысячную толпу, снова должны были укрываться, и теперь уже через окна, потому что двери пылали в огне. Тут их перестреляли поодиночке, а которые успели скрыться, задохнулись в дыму.

Вслед за Варшавой восстали Вильно, Гродно; возмутившиеся поляки, помимо своего короля, вызвали из-за границы Косцюшко и вручили ему верховную власть. Вся Польша восстала. У кого недоставало оружия, тому давали косу и ставили в заднюю шеренгу; в церквах забирали серебряные и золотые сосуды, чеканили из них монету. Однако Косцюшко не давал воли мятежной черни и старался водворить в стране порядок. Узнавши, что в Варшаве были повешены несколько русских пленников, Косцюшко строго наказал виновных и не побоялся сказать в лицо буйной толпе: «Я уважаю русских, хотя они наши неприятели. Всех пленных я принимаю под защиту моего меча, и если кто-нибудь из вас посмеет коснуться хоть одного из русских, то вы не увидите больше Косцюшки!». Его армия увеличилась до 70 тысяч и была разделена на 5 корпусов различной силы, начиная с 23-тысячного корпуса самого Косцюшко.

Ближе других русских отрядов стоял Денисов у Ра-дома; остальные лишь сближались к пределам Польши. Это был тот самый Федор Петрович Денисов, который в сражении при Ларге на белом коне и в голубом кафтане носился вихрем в погоне за турками. Румянцев его заметил: «Кто ты таков?» – «Казак Денисов», – отвечал лихой наездник. В шведской войне Денисов с шестью донскими полками и одним пехотным бросился на десятитысячную армию короля, разбил ее, перебросил через реку Кюмень, причем отнял всю артиллерию. Своим быстрым наступлением Денисов заставил короля просить мира, а в Петербурге в это время ждали его нападения, боялись за столицу.

– Как вы осмелились с горстью людей напасть на короля? – спросила его однажды Императрица.

– Смелость, Ваше Величество, отворяет ворота к победе, – ответил Денисов.

Теперь в его отряде находились полки Иловайского, Орлова, Янова, Андрияна Денисова, Лащилина и Карпова. Искусным движением через леса и болота Денисов пробрался на соединение с пруссаками, и общими силами союзники напали на Косцюшку под Щекоцином, на реке Пилице. Накануне битвы, когда поляки уже перестроились в боевой порядок, их конный разъезд в 3 или 4 сотни выехал вперед версты за полторы. Казаки его заметили. Николай Васильевич Иловайский выстроил одну сотню, отдал приказания офицерам и, взявши в руки пику, скомандовал: «Ну, любезные друзья, вперед!». Поляки приготовились, обнажили палаши, но не успели они опомниться, как Иловайский, отхватив 50 человек, погнал их назад, да столько же уложил на месте. Свидетелями этой удали были прусские офицеры, которые говорили после Денисову, что никогда не видели ничего подобного. Андриян Денисов, будущий атаман казачьих войск, которого Суворов называл попросту «Карпычем», получил перед сражением приказание достать языка. Казак его полка Быкодаров подговорил несколько товарищей и выехал с ними за цепь, сам – впереди. Дело было среди бела дня. Их заметили два польских улана, повернули назад и, проскочивши всю цепь, крикнули, что за ними погоня. Часовой, должно быть, не разобрал в чем дело, да и синий мундир казака сбил его с толку, потому что у них тоже синие мундиры. Быкодаров подскочил к нему, выхватил у него саблю, пистолеты, и пока он с ним возился, подъехали товарищи. Втроем они окружили часового и поскакали назад.

После Щекоцина казаки наседали на поляков весь путь до Варшавы, причем не упускали ни одного случая отобрать или разбить отдельный отряд. Иногда поляки пускались на выдумки. В одном селении на реке Пилице крестьяне упросили Денисова, чтобы он разрешил им выгнать скот на пастьбу перед нашими пикетами. Денисов позволил. Через некоторое время раздался на пикетах выстрел, означавший тревогу. Иловайский поскакал с резервом узнать в чем дело, но наткнулся на неприятеля в шесть