Неожиданный наследник (СИ) - Яманов Александр Страница 24

— Это наш братик Ванецка! — воскликнула сестрёнка, и вышедшие на крыльцо кинулись меня обнимать.

От избытка чувств они меня чуть не уронили. Затем опомнились и начали смущённо оправдываться. Но затем крепко прижались ко мне, будто боясь потерять. Наша пятёрка долго стояла обнявшись, не замечая ничего вокруг.

— Мы всегда верили и ждали! Наконец, боженька услышал наши молитвы! Как же мы тебя ждали, Ванецка! — продолжала восклицать Лиза, а братья с Катей прижимались ко мне всё сильнее.

Мне же не удалось совладать с накатившими чувствами. Последние годы я не только закалял своё тело, но и дух. Раньше молчаливые и ухмылявшиеся мучители заставляли меня просить пощады и прекратить истязания. Но далее моя душа заледенела или даже умерла. Я дал себе слово, что палачи не услышат более ни одной мольбы и сдержал его. Да, меня часто посещало отчаяние и желание умереть, но никто более не видел мою слабость. Этот лёд смог растопить Майор, но не до конца. Просто ко мне вернулось желание жить, но не более того.

И вот сегодня я заплакал. Более того, мне с трудом удалось удержаться от рыданий. Столько лет в мечтах я представлял эту встречу, и она произошла. Моя семья рядом и большего для счастья не нужно!

— Не плац, — смешно проговорила сестрёнка, вытирая выцветшим рукавом мои слёзы, — Всё же образовалось. Теперь мы навсегда будем вместе! Так ведь?

— Да, — отвечаю, шмыгнув носом, — Я вас более не покину!

А ещё в голове билась мысль, будто птица, опутанная сетью. Теперь можно забыть о мести и многом другом. Эти милые люди, взирающие на мир наивными и добрыми глазами, не просто моя семья. Они станут залогом моей лояльности. Не удивлюсь, если меня отправили сюда, дабы проследить за семейной встречей. Даже глупый человек поймёт, что я их никогда не брошу и не дам в обиду. И за всё это придётся платить. Но я готов к этому и не буду раздумывать, услышав цену.

Поворачиваю голову и пристально смотрю в глаза Панина, вошедшего во двор. Судя по всему, я не ошибся, уж больно задумчив был Никита Иванович.

Тем временем на крыльцо выбежала целая толпа молодых людей и взрослых женщин. Они смотрели на нас и счастливо улыбались.

— А где отец? — спрашиваю Лизу, почувствовав небольшое волнение.

— Бацка захворал. Но он будет счастлив. Пойдём скорее в дом, ведь он ждал столько лет!

Глава 8

Декабрь 1764 года, Холмогоры, Российская империя.

Уууу! С трудом сдерживаю лезущий наружу гнев. Как же так? Ведь всё очевидно, но никто не обращает на это внимания. Где был доктор? Почему его никто не вызвал? Дело в том, что отец начал терять зрение. Человек о встрече, с которым я мечтал долгие годы, пытаясь вспомнить его лицо, болен. И никто не собирается его лечить. За что?

— Как же я рад, сынок! Хоть бы так, — грубоватая ладонь прошлась по моему лицу, стерев появившиеся слёзы.

Не слишком ли я даю волю чувствам? А что делать? Несмотря на все прилагаемые усилия, сдерживаться очень сложно. Тем более, когда видишь, как страдают близкие тебе люди.

Если братья с сёстрами просто похожи на обычных крестьян, пусть и зажиточных. Хотя, это в корне неверно и их надо переодевать. А вот на отца без слёз не взглянешь. Некогда блистательный аристократ превратился в свою бледную тень. Породистое лицо покрылось сетью морщинок, руки огрубели, волосы на голове выпали, но это не самое страшное. Отец в последний год начал стремительно терять зрение. Мне больно видеть его слезящиеся глаза, пытающиеся рассмотреть сына после столь многолетней разлуки. Ещё и света маловато, ведь на севере рано смеркается, да и день сегодня пасмурный без единого солнечного лучика. К тому же, комната у отца с небольшим окошком. Свеча, зажжённая по такому знаменательному поводу, не давала хорошо рассмотреть его. Позже я узнал, что родственники больше пользовались лучинами аки голытьба.

Занозой в сердце впились обида и непонимание. Почему мою родню содержат в столь отвратительных условиях? С виду всё выглядит весьма пристойно. Тот же Панин ещё в столице успокоил меня, сообщив, что семья занимает архиерейскую усадьбу и ни в чём не нуждается. Мол, для этого из казны выделяются весьма солидные суммы.

Только мои ожидания сразу разбились об увиденную картину. Братья и сёстры носили потрёпанные наряды, более свойственные мещанам или зажиточным крестьянам. То же самое касалось обувки, но хоть обошлось без лаптей и онучей. Обстановка в усадьбе поражала своей скромностью, если не сказать убогостью. Отец тоже не блистал нарядами. Но у него хотя бы оставались предметы былой роскоши в виде старого камзола и затёртой до дыр шубы.

Но и это ещё не всё. Многочисленные обитатели дома держали скотину с птицей, которая помогала им выживать. А рядом с домом разбит огород, где выращивались овощи. Слушая восторженные рассказы Лизы о новом выводке цыплят и увеличившимся удоям, позволившим сделать больше творога, я медленно зверел.

С трудом давлю рвущееся наружу раздражение и внимательно рассматриваю остальных жильцов усадьбы. Вначале меня смутило их количество, ибо для пятерых человек столько слуг многовато. Затем слегка покоробил немного панибратский тон, коим молодое поколение обитателей обращалось к моим родным. Затем, немного присмотревшись, я понял причину происходящего. Оказывается, папа тот ещё ходок! По самым скромным подсчётам он сделал трём служанкам одиннадцать детей! И это без учёта умерших во младенчестве и раннем возрасте. Силён, мужик!

А ведь это теперь и моя родня. Двое из них уже живут отдельно. Старшая из бастардов Антона Ульриха по имени Мария вышла замуж за местного торговца. По словам Лизы, у сестры всё хорошо, и она вскоре ждёт ребёнка. Есть ещё Антон младший, рождённый другой женщиной. Сей молодой человек работает приказчиком у архангелогородского купца и неплохо помогает родным, присылая рыбу и иные продукты. Очень толковый юноша, если верить описаниям сестрёнки. Остальные дети отца ещё юны. Старшему из них, Андрею, едва исполнилось пятнадцать, а младшей, Софье, всего три годика. С учётом того, что одна из женщин по имени Епистима хлопотавшая по хозяйству, на сносях, ухудшавшееся зрение не повлияло на мужскую силу принца Брауншвейгского.

Меня поразила доброта и жизнерадостность, которыми были пропитаны отношения обитателей усадьбы. Они не жаловались на трудные условия содержания, а просто жили, не чураясь трудиться. Сам дом был чисто вымыт, снег во дворе убран, внутри царил безупречный порядок, несмотря на упомянутую скудость обстановки. При моём появлении девочки занимались рукоделием, а Петя с Лёшей чинили прялку с колесом. Братья ещё с гордостью заявили, что подобный механизм много лет назад изобрёл земляк нашего отца. Далее, одна из женщин сообщила, что готов обед и пригласила всех за стол. Сам Антон Ульрих отказался и предпочёл остаться в своей комнате. Но, по его словам, он уже идёт на поправку.

Хорошо, что в доме не было Панина, разрешившего мне спокойно познакомиться с семьёй. Да и иным сопровождающим лучше не видеть выражения моего лица, когда мы сели за стол. Лиза, чего-то почувствовала, поэтому сразу начала хвалить стряпню Устиньи, второй женщины отца. Я же не спорю, рыбный суп весьма приятен, да и свежеиспечённый хлеб был неплох. Вот только мне казалось, что двоюродные внуки покойной русской императрицы не должны набрасываться на пищу, как долго голодавшие люди. Чем-то их поведение напоминало моё, когда я в первый раз дорвался до человеческой еды. Сразу бросалось в глаза, что сегодня у людей чуть ли не праздничный обед. И дело не в начавшемся посте, ограничивающим их питание. Мои родственники явно не избалованы мясом и тем более деликатесами. А пироги с капустой, поданные после похлёбки, мгновенно смели со стола. Я отломал кусочек, оценив качество выпечки, и передал свою долю Софье и пятилетней Наташе.

— Вы кушайте, Иван Антонович, — всплеснула руками главная кухарка семьи, та самая Устинья, — Пирогов хватает. Это мы оставили часть на завтра. А то этим проглотам сколько ни дай, всё съедят и ещё попросят.