Путешествие за смертью. Книга 2. Визитёр из Сан-Франциско - Иван Иванович Любенко Страница 25

– Всё будет хорошо. Не волнуйтесь, – глядя в пол пробурчал визави.

– Ну-ну, – усмехнулся агент. – Мне пора. До встречи в Берлине.

– До встречи.

Кацнельсон покинул кофейню.

После его ухода ликвидатор, чтобы поднять настроение, заказал коньяку. Он никак не мог простить себе допущенную оплошность с убийством доктора. Ошибся. Обознался. Сплоховал. Для профессионала его уровня такой промах – вещь невиданная. Да и с американкой тоже не стоило проявлять инициативу.

Когда рюмка опустела, он расплатился с кельнером и взял такси. Агент Региструпра РККА не заметил, что за ним неотлучно следовал чёрный «Форд».

II

Войта появился в кабинете Ардашева, когда тот стоял у окна и рассматривал улицу. В руках у помощника был фотоаппарат «Кодак».

– Я не помешал?

– Входите, Вацлав, входите.

– Даже не знаю, как выразить своё сочувствие, шеф.

– Спасибо.

– Как Вероника Альбертовна?

– Держится на успокоительных каплях.

– А где Мария?

– Отправил к супруге. Вдвоём им будет легче.

– Садитесь. Какие новости?

Войта положил фотоаппарат на столик и, устало опустившись в кресло, сообщил:

– Убийством вашего гостя занимается инспектор Яновиц и судебный следователь Мейзлик.

– Это обнадёживает.

– В голову доктора Нижегородцева вошла пуля калибра девять миллиметров, выпущенная из парабеллума.

Ардашев кивнул.

– Согласно исследованию прозектора и заключению химической экспертизы Алан Перкинс получил значительную долю снотворного и растительного яда, состоящего из тех же самых компонентов, что были указаны на пустой пачке смеси из калифорнийских цветов.

– Я в этом не сомневался.

– Вторая новость: Лилли Флетчер, похоже, по уши втюрилась в своего кавалера.

– Кто он?

– Грек. Пианист. Аккомпанирует русской певице Надеждиной. Мы, кстати, видели их выступление, когда сидели с Баркли на Виноградах.

Войта вынул из внутреннего кармана пиджака, свёрнутый вчетверо лист и протянул Климу Пантелеевичу.

– Я тут всё изложил подробно. Но на словах скажу: по документам зовут его Апостол Панайотис. Снимает седьмую комнату в доме номер шесть на Спалёна улице. Вход в комнату так же из проходного двора.

Частный детектив пробежал глазами текст и спросил:

– Удалось его сфотографировать?

– Да.

– Что ещё о нём известно?

– Они гастролируют по Европе по ресторанам. Недавно вернулись из Ревеля.

– Из Таллина, Вацлав, из Таллина.

– Да какая разница?

– О! Для эстонцев разница огромная. Поверьте, друг мой, они очень щепетильны в этом вопросе.

– И ещё один неприятный момент, шеф: я довёл сегодня этого музыканта до кофейни «Унион», что на Гибернской улице. Он там общался с одним типом. Говорили они недолго, минут пятнадцать. Незнакомец ушёл первым, я решил проследовать за ним, но он, почувствовав слежку и от меня оторвался.

– Жаль, друг мой, очень жаль.

– Но, – Войта воздел перст к потолку, – я подстраховался. В «Унионе» прошёл в комнату для мужчин. И на выходе щёлкнул на камеру эту парочку. По крайней мере, этот второй у нас есть на одной фотографии. Правда, за качество снимка я не ручаюсь. Он сидел вполоборота.

– Неплохо.

– И ещё, – Войта бросил на стол связку отмычек, – девятый номер подходит к наружной двери комнаты грека. Там два оборота. Я проверил.

– Спасибо.

– Пришлось смазать дверные петли, чтобы не скрипели.

– Молодец какой!

– Я так скоро загоржусь!

– Я буду в лаборатории.

– Как скажете, шеф.

Клим Пантелеевич взял «Кодак» и скрылся за дверью.

Ещё через час, не сказав никому не слова, Ардашев покинул контору.

Глава 15

Расплата

Апостол Панайотис устал. Сегодня они закончили выступать в ресторане «Беранёк». Завтра – «Олимпия», послезавтра – «Чёрная утка». И так каждый день. Он остановил таксомотор рядом со своим пристанищем – комнатой в доходном доме на Спалёна улице. Преимущество жилища заключалось в том, что попасть него можно было не только из общего коридора, но и с чёрного хода, выходящего во двор.

Сунув ключ в замочную скважину, он отворил дверь и включил свет. Агент специальных поручений Региструпра повесил шляпу, пальто, снял туфли и надел тапочки – давний подарок матери. Их он всегда возил с собой. Вдруг пианист замер. Он почувствовал, как у него вспотели ладони. Не поворачиваясь, он опустил руку к поясу.

– А вот это лишнее, – раздался незнакомый голос, и кто-то, вырвав из его потаённой кобуры парабеллум, добавил на русском языке: – Руки за голову.

Панайотис повиновался, и в этот момент на него обрушился удар. Колени подогнулись, и перед глазами побежали круги.

Он начал приходить в себя, когда в лицо плеснули водой. И тут же на глаза натянули его собственную шляпу так, что он не мог ничего видеть. Пианист лежал на полу в позе эмбриона со связанными руками. Перед ним стоял человек. Музыкант пролепетал:

– Что надобно вельможному пану? Деньги? Они в чемодане. Берите и уходите. Я музыкант. Выступаю в ресторанах. Это всё, что у меня есть.

– Парабеллум твой?

– Мой.

– Зачем он тебе?

– Защищаться от хулиганов.

– Как видишь, он тебя не спас.

– Кто вы? Что вам от меня нужно?

– До утра у нас уйма времени и тебе придётся ответить на все мои вопросы.

– Оставьте меня в покое! Мне нечего вам сказать.

– Ошибаешься.

Удар ногой пришёлся Панайотису в лицо, и шляпа слетела. Выплёвывая зубы, он слегка поднял голову и, с трудом шевеля окровавленными губами, вымолвил:

– А, пан Ардашев! Адвокат-проститутка собственной персоной! Николашке Кровавому служил, потом фигляру Керенскому, Деникину, а теперь и Врангелю. Завтра продашься англичанам или американцам? Надо было тебя, ублюдка, ещё в Ревеле прикончить. Знай, мерзость, мы очистим советскую землю от белогвардейской скверны уже в этом году. Ты, правда, смылся раньше других, но не сомневайся: рано или поздно меч рабоче-крестьянской Красной армии раскроит твой череп. Думаю, и года не протянешь.

– Послушай, – сев на корточки, выговорил Клим Пантелеевич, поигрывая чужим парабеллумом. – У тебя есть выбор: сдохнуть прямо сейчас или через пару часов. Два часа для приговорённого – многое значит. Дам тебе коньяку и папирос. Поблаженствуешь напоследок.

– А что потребуешь за это? Может, хочешь, чтобы я спел тебе интернационал? – съязвил Панайотис.

– Нет, станцевал, – усмехнулся Ардашев. – Для начала я тебя допрошу. Надеюсь на твою предсмертную искренность.

– Вот это уже деловой разговор. «Метакса» стоит в шкафу на второй полке. Там же и сигареты. Давай, спрашивай. Уж больно выпить хочется. Только не забудь развязать руки.

– Ладно.

Клим Пантелеевич поставил на стол бутылку коньяка,