Майкл Айснер - Крестоносец Страница 26

Затем он повернулся к Андре.

— Элеонора была королевой Франции и Англии, не так ли, Андре?

— Да, отец, — ответил кузен, — и она была королевской крови.

— Если Элеонора могла сражаться с неверными, — продолжал барон, — значит, Изабель может учиться стрелять из лука. А ты что скажешь, Франциско? Научишь Изабель стрелять?

— Да, дядя, — ответил я. — Буду рад помочь.

Изабель поблагодарила отца и поцеловала его.

Я чувствовал себя так, словно мне выпала незаслуженная награда; лишь Андре молча качал головой в знак протеста.

Роландо Эстебан, оруженосец барона Корреа, был верным, добродушным и трудолюбивым, но он плохо ездил верхом. Однако последнее качество делало его отличным компаньоном для нас с Изабель. На рассвете мы втроем выезжали в горы, чтобы Изабель могла потренироваться в стрельбе из лука, и Роландо выбивался из сил, отчаянно пытаясь не потерять нас из виду. Мы никогда не удирали от него, так как это могло бы принести неприятности и ему, и Изабель, но все равно частенько получалось так, что мы с Изабель скакали бок о бок совсем одни.

Утреннее солнце вставало быстро. Обменявшись обычными приветствиями, мы не разговаривали друг с другом, пока ехали к горам. Прелесть рассвета, окрашивающего горы в рыжеватые тона, делала любой разговор неуместным, как будто болтовня могла нарушить гармонию окружающей нас природы. Даже с Фласито Изабель беседовала очень тихо.

Когда мы добирались до леса, я показывал Изабель, как нужно правильно стрелять. Демонстрировал ей каждое движение очень медленно, одно за другим: держал стрелу строго перпендикулярно луку, натягивал тетиву, прицеливался и стрелял. Эти уроки действовали как бальзам для моей души: солнце, светившее мне в лицо, растворяло мглу дней и ночей Монкады.

Мы с Изабель почти не разговаривали — только если обсуждали правильность движений или выбирали цель. Я не был знаком с женским нравом и привычками, поэтому не знал, насколько неловким казалось подобное молчание Изабель. К концу первой недели я попытался завести беседу. Мы были уже в часе езды от поместья, почти у самых гор, когда я заговорил:

— Мигель Клементе заслужил пощечину, которую ты ему дала.

Изабель не ответила, и я решил, что мои слова унес ветер. Тогда я повторил сказанное.

Она смотрела вперед, на горы.

— Да, — ответила она, — я и в первый раз тебя слышала.

И снова наступила тишина, слышались только фырканье лошадей и хруст снега под их копытами.

Когда человек учится стрелять, очень важно сразу уяснить верную позу. Избавиться от неправильных навыков сложно, а порой и невозможно. А чтобы показать нужное положение, необходимо притрагиваться к ученику — именно так учил меня Серхио, и именно так наш отец учил его.

Первую неделю мы с Изабель в основном занимались тем, что учили ее правильно накладывать стрелу и рассчитывать, когда лучше сделать выстрел. Чтобы исправить ее позу, я вставал напротив нее и поправлял ее бедро. Чтобы не дать ей выстрелить раньше времени, я вставал сзади, прижимаясь грудью к ее спине, и брал ее руки в свои. В таком положении наши щеки почти соприкасались, я ощущал ее частое дыхание, когда она целилась, иногда дыхание наше смешивалось.

За несколько недель Изабель научилась стрелять довольно метко. Я учил ее стрелять на скаку, пуская лошадь сначала рысью, затем галопом. Я рассказал ей обо всех тонкостях охоты: как определить, чьи следы видны на снегу, как двигаться бесшумно, выслеживая добычу, как важно убить с первого выстрела. Она всегда слушала меня очень терпеливо, но у меня создавалось впечатление, будто на самом деле она знает больше, чем показывает. Я говорю так потому, что мне никогда не приходилось повторять дважды. Изабель все схватывала мгновенно, достаточно было объяснить что-нибудь один раз. Она была даже слишком любезна, словно не хотела меня обидеть и продемонстрировать свои истинные знания — ведь тогда пропала бы необходимость в наших уроках.

Спустя две недели после того, как мы начали с ней заниматься, барон Корреа разрешил Изабель взять лук и отправиться на охоту. По дороге в горы он подробно расспрашивал меня об успехах дочери.

— Терпение, дядя, — ответил я. — Очень скоро она продемонстрирует вам, чему научилась.

Изабель неторопливо ехала сзади с самым равнодушным видом. Однако я знал, что ей не терпится показать свое умение — пусть даже ради того только, чтобы досадить брату, мрачно скакавшему рядом со мной.

Добравшись до леса, мы спешились. Барон Корреа указывал Изабель на разные мишени: деревья, ветки, кусты, и она выпускала стрелу в каждую указанную цель. Видя ловкость дочери, барон ставил перед ней все более сложные задачи, и Изабель доблестно принимала каждый вызов. Правда, несколько раз она промахнулась, но в целом ее стрельбу можно было назвать хорошей.

Закончив проверку, барон положил руку мне на плечо и сказал:

— Отлично, Франциско. Прекрасная работа.

Андре перепрыгивал через камни на заснеженном поле, делая вид, что ему безразличны успехи сестры.

Мы сели на лошадей и снова поехали вперед. Барон Корреа говорил о погоде, но никто его толком не слушал. Я заставил себя коротко отвечать, но все мое внимание было сосредоточено на окрестностях. Я зорко следил — не появится ли наконец дичь.

Вскоре мы увидели несколько пасущихся в долине оленей. Животные тоже заметили нас и бросились к ближайшим деревьям.

Все мы взглянули на Изабель, но ее не нужно было понукать — она уже скакала галопом за добычей. Заметив одного отставшего оленя, она натянула тетиву и выпустила стрелу. Олень покатился по снегу, потом замер.

Но он был только ранен: стрела пронзила его плечо, и, лежа на боку, он истошно жалобно кричал. Андре галопом подскакал к нему и слез с лошади с кинжалом в руке. Взяв животное за длинные уши, мой друг оттянул его голову назад и быстрым движением перерезал горло. Олень затих, уронив голову на рыхлый снег.

Андре вернулся к лошади, глядя на сестру, и медленно вытер окровавленное лезвие с обеих сторон о рукав своего плаща. Но Изабель не замечала брата. Крепко зажав рот руками, она в ужасе смотрела на алую лужу крови на белом снегу.

Наконец барон Корреа отвел ее лошадь в сторону.

Каждое утро Изабель собирала оставшуюся после ужина еду и складывала в кожаный мешок, а на обратном пути после наших уроков стрельбы заезжала в селения и раздавала еду крепостным, неспособным работать из-за болезни или увечья.

Барон Корреа, знавший о благотворительности своей дочери, питал по этому поводу противоречивые чувства.

— Изабель, — сказал он как-то раз за ужином, — я рад, что ты объезжаешь наши земли. Мы должны демонстрировать подданным свое благосклонное к ним отношение.