Поль Кок - Вишенка. 1 том Страница 26

— Все к вашим услугам, госпожа Гратанбуль, но помните, что у нас вещей немного и те нужны актерам.

— А мне, стало быть, не нужно? Не буду я вам без парика сидеть в будке суфлера, где из-под полу страшно дует, я не желаю простудиться. Ну, показывай мне поскорее твои богатства.

Общее богатство труппы заключалось в небольшом сундучке, наполненном жестяными саблями, кинжалами, розовыми венками, бутылками, стаканами, диадемами из фальшивых камней, картонными пирогами, лепными курами и индейками. Нашлись и три парика — рыжий, напудренный и, наконец, третий огромный, черный, напоминающий времена Людовика XIV, парики адвокатов, мировых судей и мольеровских маркизов. Госпожа Гратанбуль сначала выбрала напудренный с локонами, но он оказался мал, пришлось довольствоваться придворным париком прошлого столетия, с тем чтобы не измять его, так как он может понадобиться кому-нибудь на сцене.

Парик ей не понравился, однако Альбертина принялась уверять ее, что она в нем имеет вид прелестной Ниноны.

Теперь все отправились в театр на репетицию. Прохожие останавливались, провожая их взглядами, мальчишки кричали вслед.

— Чего эти повесы бегут за мной, — говорит госпожа Гратанбуль, бросая вокруг себя взгляды, полные негодованья, — не думают ли они меня опять лизать?

Ей отвечают взрывом хохота.

— Они смотрят на тебя, потому что на тебе такой чудной парик, они ничего подобного в Немуре не видали, — пояснила Альбертина.

Декорация состояла из гостиной, леса и площади. Гостиную вынуждены обратить в тюрьму «Дезертира».

— В таком случае, — заметил Монтезума, — вместо того чтобы сказать «Он в тюрьме», вы скажете: «Он был отведен в городское управление, которое ему заменило тюрьму».

— Но действие происходит в деревне?..

— Что же из этого? Ведь есть же тюрьма в нашей деревне, отчего же не быть там ратуше.

— Для того, чтоб играть «Два слова» нужна обстановка крестьянского дома, — заметил Анжело.

— Мы поставим лес.

— Да, но это не дом… ведь мне надо быть запертым и искать случая выбраться.

— Там есть перегородка, которую мы как-нибудь пристроим в лесу, завесим кулисами, и она нам заменит дом.

— Чего же мы ждем и не начинаем репетицию?

— Я жду своих барабанщиков.

— Пуссемар, когда я буду петь «Возможно ли огорчать того, кого любишь», пожалуйста, играй один на скрипке, я не хочу петь при барабанном бое.

— Если мне придется исполнять роль тюремщика, то я уже не смогу участвовать в оркестре.

— Если не будет скрипки, то я не играю, не думаете ли, что я стану петь, когда барабаны будут бить: трах, трах, трах! Благодарю покорно.

— Господа! — воскликнул Гранжерал. — Я жертвую собой для общей пользы — я беру роль тюремщика.

— Хорошо, Гранжерал, ты славный малый, твой поступок достоин человека, служившего у нотариуса.

— С условием, я требую, чтоб выставили на афише «По случаю болезни предназначенного в тюремщики актера роль эту исполнит Гранжерал».

— Изволь.

— Вот, кажется, и барабанщики идут.

Действительно, четверо молодцов, двое в военной форме и двое в штатском, перескакивая через скамейки, поспешили на сцену. Пуссемар, став по место дирижера, кричит:

— Раскладывайте ваши ноты на пюпитры, господа. Отметьте карандашом те места, когда вам придется барабанить.

— Мы не знаем нот. Сделайте нам знак, когда нужно будет барабанить, мы поймем.

— Хорошо, слушайте, я начинаю увертюру, начало — тихо и без барабана.

Пуссемар играет на скрипке, при условном знаке раздается треск барабанов, заглушающий скрипку, но Монтезума уверяет, что это не портит гармонии.

Вообще увертюра нравится актерам, никогда еще не слыхавшим на сцене такой шумной музыки, даже Гратанбуль высунула голову из своей будки и прокричала музыкантам:

— Братцы, великолепно, вы меня растрогали до слез, если так пойдет наша музыка, то успех будет несомненный. Я вас поцелую после спектакля.

— Какой добрый господин, — говорят музыканты, принявшие госпожу Гратанбуль за мужчину, но тем не менее у нас нет желанья целоваться с этой львиной гривой.

— Все согласны, что «Дезертир» идет как по маслу.

Начинают другую пьесу, в которой дебютирует Вишенка. Анжело принялся учить ее входить, выходить, стоять, бегать, наконец показал азы мимики. Молодая девушка оказалась не лишена понятливости, она ловка, грациозна, и ее черные глаза будут еще больше блестеть при освещении. Только ее слишком часто пробирал смех. Все мужчины сошлись в едином мнении, что Вишенка сыграет отлично. Женщины же заявили, что надо усилить барабанный бой при ее появлении.

Пьеса «Мещанское свидание» репетировалась второпях: барабаны били как им вздумается, исключая тех мест, где они звучали заодно со скрипкой. Наконец репетиция закончилась, и все, весьма довольные барабанщиками и собой, отправились гостиницу в ожидании завтрашнего триумфа; вот только госпоже Гратанбуль на улице снова досталось из-за парика.

Анжело вел Вишенку под руку:

— Ты сыграешь хорошо, ты восхитительна… Не бойся, я тебе ручаюсь за успех, только постарайся не хохотать так часто и помни, что в тех местах, где ты должна бояться за мою жизнь, надо быть печальной.

— Милый мой, это не моя вина, как посмотрю на госпожу Гратанбуль, так и хочется смеяться.

— Хорошо, что она не должна тебе суфлировать, не смотри на нее. Что, не довольна ли ты, что я увез тебя из той глуши, в которой ты прозябала?

Вишенка улыбается, и нерешительно произносит:

— Да… да… я довольна.

XIV. КОММИВОЯЖЕР

В день знаменитого спектакля в гостинице, где жили актеры, остановился проезжий — мужчина лет тридцати четырех, высокий, крепкого сложении, обладатель новых перчаток, трости, пенсне и шляпы, своими размерами оставивших моду далеко позади. На нем был надет сюртучок, туго стягивающий его талию, из кармана которого виднелся кончик фулярового платка, клетчатые панталоны, заметные за версту, и красные сапоги. Если судить людей по их одежде, как это по большей части делается, то по костюму этого франта было видно, что он обладал хорошими средствами, но имел дурной вкус. Лицо этого господина не отличалось привлекательностью. Блондин, с сильно выпуклыми глазами, он имел приплюснутый нос, как у негра, тонкие губы и острый подбородок. Однако вся эта видимая неблаговидность его особы не мешала ему иметь самое высокое понятие о своей красоте и иметь уверенность, что все женщины разделяют это мнение.

Войдя в гостиницу, он бросил на стол целый сверток визитных карточек и, обращаясь к хозяину, прокричал: