Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т2. Страница 27

— Почему это, сэр?

— Они ни черта не доверяют твоим ирландцам, понимаешь? Они хотят убрать их с дороги, и предполагается, что я помогу им избавиться от педерастов, но беда в том, что они мне нравятся. Черт побери, Пат, если Луп нападет, мы все будем мертвы.

— Вы думаете, что он нападет?

— Я чертовски хорошо знаю, что он нападет! — сказал Шарп пылко, и внезапно неопределенные подозрения перешли в твердую уверенность. Он, возможно, только что слишком энергично провозгласил свою уверенность, но по правде говоря, он всегда полагался на свой инстинкт. Шарп давно понял, что мудрый солдат прислушивается к своим суевериям и страхам, потому что они лучший поводырь, чем здравый смысл. Здравый смысл утверждал, что Луп не будет тратить впустую время и силы, совершая набег на форд Сан Исирдо, но Шарп отклонял доводы здравого смысла, потому что его инстинкт предупреждал о грядущих неприятностях.

— Я не знаю, когда или как он нападет, — сказал он Харперу, — но я не доверю дворцовой гвардии боевое охранение. Здесь мне нужны наши парни. — Он подразумевал, что хочет, чтобы стрелки охраняли северную оконечность форта. — И мне нужен ночной пикет, так что позаботься, чтобы несколько парней выспались днем.

Харпер пристально глядел вниз длинный северный склон.

— Вы думаете, что они пойдут в этом направлении?

— Это самый легкий путь. Подходы с запада и востока слишком круты, южная сторона слишком хорошо укреплена, но даже калека перепорхнет через эту стену. Иисус! — Это последнее проклятие вырвалось у Шарпа, потому что он сам только что осознал, насколько уязвим форт. Он посмотрел в восточном направлении. — Готов держать пари, что ублюдок наблюдает за нами прямо сейчас. — Сидя на дальних вершинах гор, француз, вооруженный сильной подзорной трубой, мог вероятно пересчитать пуговицы на мундире Шарпа.

— Вы действительно думаете, что он придет? — спросил Харпер.

— Я думаю, что нам чертовски повезло, что он уже не пришел. Я думаю, что нам чертовски повезло, что мы еще живы. — Шарп спрыгнул с крепостного вала на траву внутри форта. Здесь не было ничего, кроме заросшего травами и сорняками пустыря протяженностью в сто ярдов, а за ним — красные кирпичные бараки казарм. Всего восемь длинных бараков, и Real Compania Irlandesa располагалась в двух, которые меньше нуждались в ремонте, в то время как стрелки Шарпа поселились в оружейном складе неподалеку от надвратной башни. Эта башня, считал Шарп, ключ к обороне, тот, кто будет владеть башней, будет доминировать на поле боя. — Все, что нам нужно, — это сигнал тревоги за три-четыре минуты до их атаки, — сказал Шарп, — и тогда мы можем заставить педераста пожалеть, что он не остался дома в постели.

— Вы можете разбить его? — спросил Харпер.

— Он уверен, что может застать нас врасплох. Он уверен, что может ворваться в казармы и перебить нас как сонных мух, Пат, но если только у нас будет несколько минут форы, мы сможем превратить эту башню в крепость — и без артиллерии Луп ни черта с ней не сделает! — воскликнул Шарп в неожиданном приступе энтузиазма. — Разве ты не говорил мне, что хорошая драка все равно что выпивка для ирландца?

— Только, когда я пьян, — сказал Харпер.

— Тем не менее, будем молиться о битве и о победе, — сказал Шарп непреклонно. — Бог ты мой, это добавит гвардейцам немного уверенности в себе!

***

Но позже, в сумерках, когда последние красно-золотые лучи угасали позади западных холмов, все изменилось.

Португальский батальон прибыл без предупреждения. Это были caçadores — такие же стрелки, как зеленые куртки, только одетые в кроваво-коричневые мундиры и серые британские брюки. Они были вооружены винтовками Бейкера и, похоже, знали, как их использовать. Они вошли в форт легким, свободным шагом опытных вояк, а следом за ними прибыл конвой из трех запряженных волами фургонов, загруженных едой, дровами и запасными боеприпасами. Батальон был немногим более половинного состава — примерно четыреста солдат, но когда они строились на главной площади форта, вид у них был бравый.

Их полковника, высокого, с узким лицом, звали Оливейра.

— В течение нескольких дней каждый год, — объяснил он бесцеремонно лорду Кили, — мы занимаем Сан Исирдо. Просто чтобы напомнить себе, что форт еще существует и помешать кому-либо еще здесь расположиться надолго. Нет, не выселяйте своих людей из казарм. Мои люди не нуждаются в крыше. И мы не будем стоять у вас на пути, полковник. Я устрою своим бандитам тренировочный марш через границу в течение следующих нескольких дней.

Позади последних фургонов скрипели, закрываясь, большие ворота форта. Створки ворот соединились, и один из людей Кили поставил на место запорный брус. Полковник Рансимен спешил из башни — поприветствовать полковника Оливейру и пригласить на ужин, — но Оливейра отказался.

— Я ужинаю с моими людьми, полковник. И никаких исключений из правил. — Оливейра говорил на хорошем английском, и почти половина его офицеров были британцы — результат политики объединения португальской армии и сил Веллингтона. К восторгу Шарпа одним из офицеров caçadores был Томас Гаррард, который служил с вместе Шарпом рядовым в 33-м полку и который использовал в своих интересах перспективы, предлагаемые британским сержантам, согласным присоединиться к португальской армии. Они последний раз встречались в Алмейде — как раз тогда, когда огромная крепость взорвалась, что привело к сдаче гарнизона. Гаррард был среди защитников крепости, вынужденных сложить оружие.

— Проклятые ублюдки эти жабы! — сказал он с чувством. — Держали нас в Бургосе на пайке, достаточном, чтобы прокормить крысу, и что там была за жратва — одна гниль. Боже правый, Дик, мы с тобой видали дрянную жратву, но эта была действительно поганая. И все потому что проклятый собор взорвался. Я хотел бы встретить французского артиллериста, который сделал это, и свернуть его треклятую шею!

По правде говоря, это Шарп взорвал склад боеприпасов в склепе собора, но вряд ли было благоразумно признаваться в этом.

— Это был ужасно, — согласился Шарп.

— Вы ушли на следующее утро, не так ли? — спросил Гаррард.

— Кокс не позволил бы нам уйти. Мы хотели пробиться через осаждающих, но он говорил, что мы должны вести себя достойно и сдаться. — Он покачал головой. — Хотя теперь это не имеет значения.

— Жабы обменяли меня, и Оливейра предложил мне присоединился к его полку, так что теперь я — капитан, как и ты.

— Прекрасно!

— Они — хорошие парни, — тепло сказал Гаррард, глядя на свою роту, которая расположилась бивуаком под открытым небом возле северных крепостных валов; португальские походные костры ярко горели в сумраке. Пикеты Оливейры стояли на каждом крепостном валу и охраняли башни у ворот. При таких надежных часовых Шарп мог не выставлять в охранение собственных стрелков, но он все еще опасался нападения и поведал Гаррарду о своих опасениях, когда они вдвоем прогуливались вдоль темных крепостных валов.

— Я услышал о Лупе, — сказал Гаррард. — Он настоящий ублюдок.

— Злобный как дьявол.

— И ты думаешь, что он придет сюда?

— Так говорит мой инстинкт, Том.

— Черт, проигнорируй его, и можешь рыть себе могилу, а? Пойдем навестим полковника.

***

Но Оливейру было не так легко убедить в основательности опасений Шарпа, к тому же и Хуанита де Элиа не помогала взаимопониманию. Хуанита и лорд Кили вернулись после целого дня охоты и вместе с отцом Сарсфилдом, полковником Рансименом и полдюжиной офицеров Real Compania Irlandesa были гостями на ужине у португальцев. Хуанита высмеяла предупреждение Шарпа.

— Вы думаете, что французский бригадир будет беспокоиться из-за какого-то английского капитана? — спросила она насмешливо.

Шарп подавил приступ злобы. Он говорил с Оливейрой, а не со шлюхой Кили — но здесь было не место и не время для ссоры. Кроме того, он чувствовал, что каким-то странным образом их взаимная неприязнь заложена в них от природы и потому — неизбежна. Она будет приветливо болтать с любым другим офицером в форте, даже с Рансименом, но с Шарпом в лучшем случае ограничится вежливым приветствием и тут же повернется и уйдет.

— Я думаю, что он беспокоится из-за меня, мадам, — сказал Шарп мягко.

— Почему? — требовательно спросил Оливейра.

— Говорите! Рассказывайте все! — сказал Кили, видя, что Шарп колеблется.

— Ну что, капитан? — поддразнила Шарпа Хуанита. — Язык проглотили?

— Я думаю, что он беспокоится из-за меня, мадам, — сказал Шарп, уязвленный, — потому что я убил двух его солдат.

— О, Боже! — Хуанита притворилась потрясенной. — А я-то думала, что на войне это обычное дело!

Кили и часть португальских офицеров улыбнулись, но полковник Оливейра только внимательно посмотрел на Шарпа, словно тщательно выбирая слова. Наконец он пожал плечами.