Пьер Понсон дю Террайль - Король-сердцеед Страница 27

— Ах, простите, месье, — сказала Маргарита, когда Генрих в нерешительности остановился в двух шагах от нее, — я так зачиталась, что даже не заметила, как вы вошли! Присядьте сюда, около меня. Простите, что я взяла на себя смелость пригласить вас сюда, но мне хотелось бы иметь от вас самые точные сведения о наваррском дворе. Кроме того, мне показалось, что вы обладаете очень тонким умом и будете интересным собеседником!

— О, мне кажется, что во Франции много умных людей! ответил Генрих, низко кланяясь принцессе.

— Ошибаетесь! Я знаю только двоих: Пибрака и аббата Брантома, автора «Жизнеописания славных любовными делами дам».

— Он бывает у вашего высочества?

— Да, прежде я принимала его очень часто и находила большое удовольствие в его разговорах, но… он так стар и уродлив…

— А вы, принцесса, чувствуете большое отвращение к старости и уродству?

— Далеко нет, если только человек сам сознает это и держит себя в нужных границах… А этот урод… Знаете ли, однажды он пришел ко мне и прочел мне главу из своей книги, где говорится о существовавшем при дворе Франциска Первого обычае посылать пару шелковых чулок даме своего сердца.

— Как же, помню! Там говорится далее, что, когда дама носила семь — десять дней эти чулки, кавалер посылал за ними и сам носил их в свою очередь.

— Вот именно. Однажды Брантом дошел до такого экстаза, что упал к моим ногам, а на следующий день мне подают маленький ящик редкого дерева, и в этом ящике я нахожу… пару шелковых чулок!

— Однако аббат Брантом более чем смел! — с хорошо разыгранным негодованием сказал Генрих.

Говоря это, он впился в принцессу таким взглядом, который был не настолько почтителен, насколько можно было ждать от мелкого беарнского дворянина. Принцесса снова покраснела, но не мешала молодому человеку любоваться собой. А Генрих тут же ухватился за удобную тему.

— Конечно, — продолжал он, — Брантом вел себя настоящим нахалом, но его поступок можно объяснить охватившим его безумием, и согласитесь, если ваша божественная красота способна вскружить голову такому старому, опытному человеку, как он…

— Господин де Коарасс, вы ужасный льстец!

— Простите меня, принцесса, но я просто откровенный провинциал!

— Надеюсь, по крайней мере, что вы не пришлете мне завтра чулок по примеру Брантома!

— Счастье хоть изредка видеть ваше высочество является для меня венцом всех моих грез, принцесса! — нежно ответил Генрих.

Маргарита нашла, что сир де Коарасс слишком горячо приступает к делу, и сочла нужным переменить тему.

— Знаете ли вы, господин де Коарасс, — сказала она, — что король сразу полюбил вас?

— Его величество превознес меня свыше меры!

— Вы родственник Пибрака?

— Да, ваше высочество.

— Он очень умен.

— О, без сомнения! — ответил Генрих и тут же решил вновь вернуть разговор к первоначальной теме, от которой, видимо, увиливала Маргарита. — Кстати, разве мессир де Брантом не извинился перед вами?

— Нет, чтобы излечиться от своего безумия, он удалился в свое аббатство.

— Бедный человек!

— Как, да вы жалеете его? — спросила Маргарита.

— Да как же мне не жалеть его, принцесса, если я понимаю, как он должен был страдать! — ответил Генрих.

На этот раз намек отличался излишней прозрачностью.

— Вы отличаетесь настоящей гасконской смелостью! заметила Маргарита.

— Бога ради, простите, принцесса, но я так смущен…. Генрих так тонко разыграл сконфуженного, что Маргарита была тронута смущением беарнца.

— Сколько вам лет? — спросила она.

— Двадцать.

— В таком случае я прощаю вас! — сказала она, протягивая ему руку.

Генрих взял эту руку, осмелился поднести ее к губам и сделал движение, собираясь опуститься на колени перед Маргаритой, но в этот момент в дверь постучали.

— Кто там? — испуганно спросила принцесса.

— Ваше высочество, — ответил юный голос, — королева-мать послала меня за вами!

— Хорошо, милый Рауль, — Ответила Маргарита, узнав пажа по голосу, — скажи королеве, что я собиралась лечь спать, но я оденусь и приду. — Затем она подбежала к маленькой боковой двери и тихо крикнула: — Нанси!

Не прошло и двух секунд, как в коридоре послышалось шуршание шелкового платья Нанси, и камеристка вошла в комнату.

— Как видите, — сказала принцесса Генриху, — я принуждена расстаться с вами!

— Увы! — вздохнул Генрих.

— А я-то так хотела узнать от вас все подробности относительно неракского двора!

— Но я всегда к услугам вашего высочества!

— Ну что же, приходите завтра опять!.. — И с этими словами Маргарита дала принцу руку для поцелуя и приказала Нанси проводить его.

Через несколько минут Генрих уже проходил мимо кабачка Маликана. Рассеянно заглянув туда, он увидал какого-то человека, спокойно гревшегося у камина. Это был Ноэ.

— А, это вы, Анри? — сказал последний. — А я только потому и зашел сюда, что рассчитывал встретиться с вами!

— Ты так расстроен? — шепотом спросил Генрих приятеля. Уж не пришлось ли тебе добираться сюда вплавь прямым сообщением от моста Святого Михаила?

— Нет, — ответил Ноэ, — я обеспокоен за вас!

— За меня? Это почему?

— Ах черт, а ведь я совершенно забыл о ней! Странное дело: у Сарры я забываю о существовании принцессы Маргариты, у Маргариты — о существовании красотки-еврейки!

— Так! Как видно, память у вас находится в добром согласии с сердцем!

— Но принцесса так красива!

— Ах, так вы ее любите?

— Это я пока еще не могу сказать.

— Так, значит, вы любите ювелиршу?

— Не знаю, ничего не знаю! Она тоже удивительно красива и к тому же так несчастна! Ведь этот Лорьо, которого мы считали таким честным и порядочным, на самом деле просто негодяй, разбойник, убийца!

— Вот как? — сказал Ноэ. — А я-то собирался спасти его от большой опасности! Да, мне кажется, что его немножко прирежут. Ну, теперь я не стану мешаться в это дело, но его жену непременно надо будет спасти!

— Да что ты говоришь? — взволнованно спросил принц. — Они оба подвергаются опасности? Расскажи мне скорее, в чем дело!

XX

В то время как Генрих Наваррский был еще у принцессы Маргариты, Рене шел в Лувр, объятый думами, навеянными на него откровениями Годольфина. Он имел право свободного доступа к королеве во всякое время. Екатерина не могла и дня прожить без своего парфюмера, и Флорентинец знал больше государственных тайн, чем сам король. Когда он вошел в комнату королевы, она как раз дочитывала объемистое письмо младшего сына, герцога Анжуйского, который писал ей из Анжера о бунтовщическом движении среди гугенотов.