Путешествие за смертью. Книга 2. Визитёр из Сан-Франциско - Иван Иванович Любенко Страница 27

Не успел полицейский договорить фразу, как с остановившегося фиакра соскочил Ардашев.

– Ого! Какая честь! – улыбнулся Клим Пантелеевич и протянул руку.

– Нам бы переговорить с глазу на глаз, – ответив на рукопожатие, вымолвил полицейский.

– Пройдёмте в кабинет.

– Конечно.

Оставшись наедине с инспектором, частный сыщик осведомился:

– Чем могу служить?

– Дело в том, что в комнате доходного дома номер шесть на Спалёна улице обнаружен труп некоего Апостола Панайотиса, аккомпаниатора русской певицы Надеждиной. Он снимал седьмую комнату. Ему попервоначалу раскрасили физиономию, а потом прикончили. Исследовав место происшествия, я пришёл к выводу, что убийца общался с музыкантом. Судьба грека была, по-видимому, была предрешена и потому ему позволили курить «Нил» и пить «Метаксу». Количество алкоголя в крови говорит о том, что перед смертью он изрядно набрался. В пепельнице окурки, принадлежащие тому, кто привык прикусывать кончик сигареты. Без сомнения, они принадлежат убитому, потому что у него во рту обнаружены крошки идентичного с «Нилом» табака. У вас, наверняка, на языке вертится вопрос, для чего я вам так подробно всё рассказываю, правда?

– Не без этого.

– Дело в том, что есть два интересных момента: место входа пули у грека и господина Нижегородцева одно и тоже – под левым ухом, кроме того, обе пули выпущены из одного и того же парабеллума. Отсюда вывод: Панайотис, скорее всего, причастен к убийству Нижегородцева, а другой, очевидно, близкий к доктору человек, отомстил ему, застрелив его точно таким же манером, и из того же самого оружия. Естественно, первое подозрение падает на вас, как на друга Нижегородцева. И отсюда напрашивается вполне логичный вопрос: где вы находились вчера между двенадцатью и тремя часами ночи?

– Дома. В это время я обычно сплю.

– Кто может это подтвердить?

– Жена.

– Допустим. А как вы можете объяснить, что на месте убийства пианиста, я нашёл вот это? – полицейский и развернул кусок бумажки, в которой лежал зелёный леденец.

– А почему я должен это пояснять? – Ардашев удивлённо поднял брови.

– Потому что вы, как известно, большой любитель такого рода сладостей.

– Леденец мог валяться на месте происшествия давно. Это, во-первых. А во-вторых, вы продемонстрировали мне, насколько я понимаю, конфетку «Берлинго», а я уже целый месяц наслаждаюсь ландрином, который мне посчастливилось купить в Ревеле. Извольте взглянуть, – Клим Пантелеевич и вынул из кармана коробочку с надписью «Георг Ландрин». – Ваша уловка, инспектор, не удалась. Следующий раз, если захотите куда-нибудь подбросить леденцы, которые я употребляю, будьте внимательнее.

Полицейский недовольно шмыгнул носом и заметил:

– Да, не буду врать. Не было там никакого «Берлинго». Но вот какое дело: убитый грек тоже прибыл из Ревеля. Кроме того, он не только аккомпанирует русской певице, он ещё и её импресарио. Госпожа Надеждина рассказала, что Панайотис прервал выступления в Эстонии, и они срочно выехали в Прагу.

– Возможно.

– А на днях он объявил певице, что впереди гастроли в Берлине, и там его временно заменит другой музыкант, потому что ему надо будет срочно попасть в Роттердам и якобы договориться о её выступлениях в ресторанах Голландии. – Полицейский помолчал и спросил: – На кой шут им Голландия, если они не знают тамошнего языка? Кто пойдёт их слушать?

– Понятия не имею.

– А вы, случаем, не Берлин вознамерились посмотреть? Вацлав хвастался, что едет вместе с вами заграницу.

– Как раз завтра и отправляемся. Мы заключили с мистером Баркли соглашение и будем сопровождать его пока не раскроем известное вам дело о вымогательстве. Я пообещал отыскать Морлока. Не исключаю, что затем нам придётся плыть через Атлантику в США.

– Из Роттердама?

– Там будет видно. Сегодня мы получили визы.

– Странно всё это.

– Что именно?

– Удивительное меланже с множеством совпадений, – раздумчиво протянул инспектор – Ревель, Прага – Берлин – Роттердам… отравление мистера Баркли, Алана Перкинса, душегубство вашего друга и теперь похожее убийство музыканта и импресарио в одном лице.

– А мне кажется, инспектор, кончина музыканта никакого отношения к делу Баркли-Морлока не имеет. И смертоубийство доктора Нижегородцева никак не соотносится ни с Таллином, ни с Берлином, ни с Роттердамом. Есть дело Баркли, дело доктора Нижегородцева и дело музыканта-импресарио. Пока я вижу лишь связь между двумя последними убийствами. И связывает их, насколько я понял, один и тот же парабеллум. Но тогда вам надобно доказать, что моего друга застрелил импресарио. А вы не думали о том, что доктора и музыканта убил кто-то третий?

Полицейский пожевал губами и сказал:

– Я изучил недолгое пребывание господина Нижегородцева в Праге и со всей уверенностью могу сказать, что у него здесь не было врагов. Думаю, его убили случайно. Он ведь надел ваше пальто, не так ли? А шляпы у вас, как я заметил, почти одинаковые. Покойный просто оказался не в том месте и не в то время.

– Только не вздумайте поведать эту гипотезу моей жене, когда будете спрашивать, где я находился вчера ночью. Она и так не может отойти после смерти Нижегородцева.

Инспектор поднялся.

– Я не вижу смысла её беспокоить. Пока у меня к вам нет вопросов. Что ж, желаю вам раскрыть дело с вымогательством Морлока, как можно скорее. Честь имею кланяться.

– До свидания, инспектор. Позвольте вас проводить.

– Вы очень любезны.

Когда за полицейским закрылась дверь, Войта спросил:

– Чего хотел этот скользкий полицейский уж?

– Ухажёра американки, за которым вы следили, сегодня ночью убили из того же оружия, что и доктора Нижегородцева. Это и смутило инспектора, и он пришёл поделиться со мной сомнениями.

– Об этом убийстве уже написали почти все газеты. Вот, смотрите, – протягивая Ардашеву свежий номер «Пражских вестей», сказал помощник. Затем, злорадно добавил: – Вот Баркли обрадуется! Он, по-моему, к Лилли Флетчер неравнодушен.

– Жаль, что вы так много времени потратили на этого грека. Я даже не успел им заняться, хотя, может, это и к лучшему.

– А того второго, который был с ним в «Унионе», вам удалось разглядеть на фотографии?

– К сожалению, снимок неважный. Изображение не чёткое. Понял только, что он левша. Чашку держал левой рукой.

– Я боялся, что они услышат шум затвора фотоаппарата, да и света было недостаточно.

– Знаете, Вацлав, я не удивлюсь, если окажется, что и это злодейство – дело рук Морлока, – проронил хозяин детективного агентства.

– Всё может быть, шеф. Всё может быть, – серьёзно выговорил Войта, барабаня пальцами по крышке стола.

– Но Баркли говорить об этом не стоит. Он и так теперь своей тени боится.

– Могила! – приложив палец к губам, согласился бывший пражский полицейский.

Глава 17

Берлин