Остров Беринга - Ольга Владимировна Погодина Страница 28

Ночью он почувствовал себя плохо. Нет, последнее время он вообще хорошо себя не чувствовал, но сейчас плохо — означало плохо совсем. То ли от ветра, то ли от того, что приходилось то и дело лезть в ледяную воду, а обсушиться до конца никогда не удавалось, но голова и грудь занялись огнем, руки и ноги дрожали, щеки покрылись багровым румянцем. Глянув на него поутру и потрогав лоб, Овцын только мотнул головой:

— Не вставай!

И ушел.

Через несколько часов, которые Лорка провел один, то дрожа от озноба, то проваливаясь в багровую темноту, привезли первую партию больных. Пять человек были без сознания, еще двое метались в бреду и приходилось их удерживать. Одного за другим угрюмые матросы укладывали их прямо на землю вдоль стен землянки. Те, кто был в сознании, слабо шевелились, просили пить.

Вошел Овцын с грудой одеял, воняющих кубриком так, что защипало в носу. За несколько дней Лорка уже отвык от этого запаха, и его, — то ли от болезни, то ли еще от чего, — даже затошнило. Увидев его лицо, Овцын бросил одеяла в угол, подошел:

— Не смей умирать, юнга! Коли тебя цинга так долго не брала, дак и лихорадке не взять.

— Много еще… хворых? — Лорка подумал, что, может, теперь, когда после многих недель, которые люди пролежали в тесной духоте, справляя под себя нужду, на свежем воздухе им станет лучше.

Овцын присел рядом с ним. Кулаки его сжимались и разжимались, на скулах ходили желваки.

— Как мы их доставать стали, двое или трое умерли, едва их свежим воздухом обдало. Потом в лодке… еще четверо. Думал я, в остроге ад, хуже не бывает. Но нет, настоящий ад — вот он! За какие только грехи ты с нами, Лорка?

К вечеру Лорка, несмотря на озноб, все же нашел в себе силы встать и потащился к ручью за водой, чтобы напоить больных. На берегу было пустынно — шлюпка вернулась за последней партией больных. Темнело.

Вдоль берега, прямо на песке, темными кулями лежали в ряд мертвецы. Лорка шел мимо них в вдруг увидел какое-то копошение. Приглядевшись, он увидел песцов, — два или три десятка неведомо откуда взявшихся зверьков при звуке его шагов заметались по берегу. Лорка шагнул ближе и вдруг чуть не выронил ведро, увидев, чем лакомятся песцы — руки и ноги мертвецов были обгрызены. Всхлипывая от ярости и отвращения, Лорка принялся кидать камни в падальщиков. Но в землянке ждали больные, и он все же потащился к ручью. Едва он отошел на несколько шагов, песцы вернулись к своему отвратительному занятию.

Капитана-командора Беринга привезли наутро. Четверо еле держащихся на ногах матросов перенесли его на носилках, сделанных из двух перевязанных веревками шестов, в небольшую, отдельно для него приготовленную, землянку. Командор был без сознания.

Несколько дней Лорка провел в полузабытьи, заполненном стонами, бормотанием и смрадом умирающих вокруг него людей. Опасаясь за него, Овцын и Стеллер перенесли его к себе в землянку. Отец все еще оставался на корабле. Когда Лорка снова смог встать на ноги, то увидел, что все вокруг стало белым. В воздухе кружились крупные хлопья снега.

Машинально Лорка поискал глазами корабль. Со снятыми парусами и оборванным такелажем, с занесенной снегом палубой он казался призраком без всяких признаков жизни.

Шлюпка шла от него по волнам. Кашляя, Лорка пытался разглядеть силуэт отца на носу «Святого Петра» — он знал, что тот всегда следил за отправкой шлюпки. Но сейчас его не было. Тревога глухо шевельнулась в груди.

Шлюпка ткнулась в песок, и Лорка не сразу понял, что бесчувственного тело, которое поднимаются на носилках, принадлежит отцу. Вскрикнул, побежал.

Отец лежал, запрокинув голову и приоткрыв покрытый язвами рот. Хлопья снега падали ему на лицо. Лорка заплакал.

* * *

Ночью 28 ноября поднялась буря. Якорные канаты лопнули, и «Святой Петр» выбросило на берег. Люди наблюдали за гибелью своего корабля в полной беспомощности. Судно не пролежало и двух дней на берегу, как под действием приливов стало погружаться в рыхлый песок и ушло на глубину восьми или

девяти футов, медленно заполняясь водой.

Отец не умер. Пролежав несколько дней, заботами Стеллера и Лорки, постоянно находившихся при нем, он пришел в себя настолько, что нашел в себе силы принять на себя руководство. И командор Беринг, и Софрон Хитрово были так больны, что не имели даже сил встать.

Людей, остававшихся еще на ногах, отец разбил на два отряда и направил их к северу и к югу, чтобы разведать землю. Оба отряда отправились каждый в свою сторону, пока не дошли до высоких крутых гор, спускавшихся прямо к морю, через которые пройти им не удалось. Спустя два или три дня они вернулись и сообщили, что ни разу не встретили людей и даже не заметили признаков присутствия их, но они видели по всему побережью множество морских бобров, а на суше бесчисленное количество песцов, которые совершенно не боялись людей. Одной из групп удалось подняться на высокую гору и осмотреть местность. Они и принесли неутешительную новость: земля оказалась островом, и островом безлесным, необитаемым.

Несмотря на то, что это известие не было неожиданным, оно подействовало на всех, словно удар грома. Все ясно поняли, в какое беспомощное и тяжелое положение попали. В самом деле, — будучи выброшенными на неизвестный и пустынный остров без корабля, без леса для постройки другого судна или хотя бы топлива, без провизии, с большим количеством людей, до последней степени больных, без лекарств или каких-либо средств для лечения больных, без жилья, выброшенными, можно сказать, под открытое небо, — на что они могли надеяться? К тому же вся земля уже покрыта снегом и впереди длинная суровая зима…

Вскоре после того, как это стало известно, отец собрал всех, кто мог держаться на ногах, в своей землянке. Из более чем пятидесяти оставшихся в живых пришло чуть больше двадцати человек.

— Друзья мои, — рассадив людей вдоль стен полукругом, отец начал свою речь, — в нынешнем нашем положении единственною нашей целью для каждого — от первого офицера до простого матроса, — является пережить эту зиму, обеспечив себя питьем, едой, топливом и лекарствами. Половина наших товарищей больна настолько, что не может сама себя обслуживать, и тем, кто еще стоит на ногах, приходится нести бремя и за них. Но в том состоит наша служба Господу,