Рафаэль Сабатини - КОЛУМБ Страница 3

— Спешить нам некуда, — он наполнил чашу Колона сладким вином. — Вы упомянули, сеньор, неизвестные земли. Что вы имели в виду? Атлантиду Платона или остров Семи городов?

Колон сидел, опустив глаза, чтобы фрей Хуан не заметил вспыхнувшего в них огня. Этого-то вопроса он и ждал, вопроса, указывающего на то, что учёный монах, к мнению которого прислушивается королева, угодил-таки в сеть, расставленную гостем.

— Ваше преподобие шутит. Однако такой ли уж миф Атлантида Платона? Может, Азорские острова — её остатки? И нет ли других остатков, куда больших размеров, в морях, ещё не нанесённых на карту?

— Они-то и есть ваши неизвестные земли?

— Нет. Я думаю не о них. Я ищу великую империю на западе, в существовании которой у меня нет ни малейшего сомнения и которой я одарю того государя, что поддержит меня в моих поисках.

Лёгкая улыбка заиграла на губах приора.

— Вы вот сказали, что у вас нет ни малейшего сомнения в существовании огромной империи. То есть вы видели эти земли?

— Мысленным взором. Глазами разума, который получил я от Бога, чтобы распространить в этих землях знание о Нём. И столь ясным было моё видение, ваше преподобие, что я нанёс эти земли на карту.

Как человек верующий, как монах, фрей Хуан воспринимал видения со всей серьёзностью. К провидцам же, однако, относился, исходя из жизненного опыта, с подозрением и зачастую не без оснований.

— Я немного интересовался космографией и философией, но, возможно, оказался туповат для столь сложных наук. Ибо мои знания не позволяют объяснить, как можно нанести на карту то, что не видно глазу.

— Птолемей не видел мира, который нанёс на карту…

— Но он обладал доказательствами своей правоты.

— Ими обладаю и я. Более чем доказательствами. Ваше преподобие, наверное, согласится со мной, что логические умозаключения позволяют перебросить мостик от уже известного к открытию. В противном случае философия не могла бы развиваться.

— Вы, разумеется, правы, если речь идёт о духовной сфере. Когда же дело касается материального мира, я бы предпочёл реальные доказательства умозаключениям, как бы логично вы их ни обосновывали.

— Тогда позвольте обратить Ваше внимание на реальные доказательства. Шторма, накатывающие с запада, выносили на побережье Порту-Санту брёвна с вырезанным на них странным узором, которых не касались железный нож или топор, гигантские сосны, которые не растут на Азорах, тростник столь невероятных размеров, что в одной полости между перемычками помещается несколько галлонов вина. Их можно увидеть в Лиссабоне, где они хранятся. И это лишь часть, малая часть.

Колон прервался как бы для того, чтобы передохнуть. На самом же деле, чтобы взглянуть на приора. Убедившись, что тот ловит каждое слово, продолжил ровно и спокойно:

— Двести лет назад венецианский путешественник Марко Поло отправился на восток. Ни один европеец ни до, ни после него не забирался так далеко. Марко Поло достиг Китая и владений великого хана, обладающего сказочными богатствами.

— Я знаю, знаю, — прервал его фрей Хуан. — У меня есть экземпляр его книги. Как я и говорил, я немного интересовался этими вопросами.

— У вас есть его книга! — вскричал Колон, просияв. — Тогда моя задача сразу облегчается. Я не знал, — солгал он, — что говорю со знатоком!

— Не нужно льстить мне, сын мой, — фрей Хуан, возможно, уловил иронию в восклицании Колона. — Получается, вы нашли у Марко Поло то, что ускользнуло от моего взгляда. Что именно?

— Ваше преподобие помнит упоминание об острове Сипанго, расположенном ещё в полутора тысячах миль на восток от Мандиси, самой дальней точки, достигнутой мореплавателем. — Кивок фрея Хуана показал, что приору указанная ссылка знакома. — Вы помните, что те края славятся обилием золота. Его источники, говорит Марко Поло, неисчерпаемы. Столь расхож там этот металл, что дворец короля крыт плитами из золота. Марко Поло говорит и о том, что там полным-полно драгоценных камней и жемчужин, особо упоминая огромные розовые жемчужины.

— Суета сует, — осуждающе молвил приор.

— Нет, с вашего позволения, если использовать всё это на благо, ради достойной цели. А богатства там такие, о которых европейцы не могут и мечтать,

— Но какое отношение к вашим открытиям имеет Сипанго Марко Поло? — Приор не дал Колону возможности рассказать о сказочных богатствах острова. — Вы говорили о землях, лежащих за западным океаном. Если допустить, что восточные чудеса Марко Поло правда, каким образом доказывают они существование западных земель?

— Ваше преподобие верит, что земля — сфера? — Колон взял с блюда апельсин и поднял его. — Похожа на этот апельсин.

— Большинство философов убеждены в этом.

— И вы, разумеется, согласны с разделением её диаметра на триста шестьдесят градусов?

— Это математическая условность. С чем тут спорить. Но что из этого следует?

— Из этих трёхсот шестидесяти градусов известный нам мир занимает не более двухсот восьмидесяти. С этим выводом соглашаются все космографы. Таким образом, самую западную известную нам точку, Лиссабон, отделяют от восточной границы мира восемьдесят градусов, примерно четверть земной окружности.

Приор с сомнением пожевал нижнюю губу.

— Нам говорили, что там безбрежный океан, столь бурный, что переплыть его не сможет ни один корабль.

Глаза Колона блеснули.

— Всё это сказочки слабаков, не решившихся на такую попытку. Пугали же всех непреодолимой стеной огня на юге, но плавания португальцев вдоль побережья Африки развеяли этот миф. Взгляните сюда, ваше преподобие. Вот — Лиссабон, — он указал на точку на апельсине, — а вот восточная оконечность Китая. Огромное расстояние, порядка четырнадцати тысяч миль, исходя из того, что, по моим расчётам, на этой параллели один градус равен пятидесяти милям. — А теперь вместо того, чтобы идти на восток по суше, мы плывём на запад морем… — Его палец двинулся влево от Лиссабона. — И, пройдя восемьдесят градусов, попадаем в ту же точку. Как видит ваше преподобие, мы можем достичь востока, отправляясь на запад. От золотого острова Сипанго Марко Поло, если плыть на запад, нас отделяет чуть больше двух тысяч миль. Таковы доказательства. И наши умозаключения никоим образом не приводят нас к выводу, что Сипанго — край земли. Нет, это предел знаний венецианца. Там должны быть другие острова, другие земли, империя, которая ждёт своего открытия.

Жар речи Колона опалил фрея Хуана. Простой пример с апельсином открыл ему одну из очевидных истин, ранее ускользавшую от его проницательного ума. Энтузиазм молодого космографа захватил приора. Но неожиданно возникло препятствие, за которое смог зацепиться его холодный разум.