Висенте Бласко Ибаньес - В поисках Великого хана Страница 3

Детвора любила смотреть, как пляшут медведи, которых водили так называемые немцы; на самом деле то были венгры, направлявшиеся в богатую Севилью или к королевскому лагерю в Санта Фе,[8] чтобы развлекать там многочисленные войска, осаждавшие Гранаду.

Нередко по городу проезжали всадники из королевского лагеря, в сопровождении оруженосцев и многочисленных слуг, одетых в желтое платье с поперечными красными полосами.

Все простолюдины, крестьяне или ремесленники, носили коротко стриженные волосы и бачки на висках, на них была одинаковая темно-зеленая одежда до колен, с откинутым на плечи большим воротником рубахи, черные чулки и кожаный пояс.

Среди рабов не было ни одного еврея. Зато не было ни одного сеньора, который не купил бы для себя мавра, мавританку или мавритенка. Дети христиан во время игр всегда дрались с детьми мавров и евреев. Дети «обращенных» или «новых христиан», чтобы заставить других забыть о своем происхождении, во всем подчинялись победителям, срывая свою ярость на побежденных.

Фернандо не хотелось вспоминать о том, как часто он дергал за косы младшую дочь дона Исаака, пока она, перепуганная, не убегала домой. Потом, когда ему уже минуло четырнадцать лет, кротость Лусеро и ужас, с которым она, как робкий зверек, встречала его, изменили его чувства. Полный раскаяния, он стал защитником дочери Когена и дубасил своих товарищей, обижавших ее. Он бродил вокруг дома еврея, надеясь, что вот-вот увидит бледное лицо и большие глаза Лусеро в одном из редких решетчатых окошек, через которые только и проникал воздух в это здание, дверь которого толщиной и железной обшивкой напоминала ворота замка. Дочь дона Исаака в свою очередь стала проявлять интерес к сыну оруженосца, и с тех пор, казалось, она жила только тем, что придумывала предлоги, чтобы выйти из дому и поговорить с ним.

Сила воли, равная отцовской, постепенно крепла в этой девушке, несмотря на ее робкий и смиренный облик — наследие бесчисленных поколений гонимых и преследуемых предков. Фернандо был уверен — сам не зная, как это сможет осуществиться, — что Лусеро когда-нибудь станет его женой и они вместе пойдут бродить по свету, чтобы завоевать богатство и власть.

А время шло, и он ничего не предпринимал, живя в бедности вместе со своей матерью, под внимательными взглядами дона Исаака, который, будучи человеком сообразительном, постепенно начинал понимать, что означает это внимание христианского юноши к его младшей дочери. Иногда, встречаясь с ним на улице, дон Исаак украдкой окидывал его взглядом, и глаза его при этом блестели, как золото, а седеющая бородка вздрагивала.

Во время осады Гранады еврейское население Андухара, как и большинство евреев других городов, вносило добровольные пожертвования, помогая королевской чете снабжать христианские войска. Дон Абраам Старший, самый богатый из испанских евреев, состояние которого исчислялось десятками миллионов и который взял на откуп у короля сбор налогов по всей Кастилии, советовал своим единоверцам приложить все усилия, чтобы помочь королю и королеве деньгами и услугами и тем самым завоевать их расположение. Но как только королевская чета вступила в Гранаду, вражда, незримо тлевшая в течение нескольких веков и лишь изредка выражавшаяся массовыми избиениями евреев, вспыхнула с внезапной силой.

За два месяца до этого случилось то, чего так опасались многие наиболее рассудительные члены общины.

Будущие короли-католики, победив мавров, задумали заодно избавиться и от евреев. Отныне все испанцы должны были исповедовать одну религию. Евреи, которые не пожелают принять христианство, должны будут в трехмесячный срок покинуть страну. Многочисленные проповедники ходили из города в город, убеждая своими речами обитателей еврейских кварталов просить о крещении и отречься от своей «жалкой ереси», что было единственным средством избежать изгнания. Многие отказывались от веры отцов, чтобы сохранить свои дома и земли. Другие же оставались верными древним законам своей религии. Все богатые евреи, принадлежавшие к общине, горели пророческим восторгом, подобно вождям, которые возглавили исход Израиля из Египта.[9] Казалось, всем стали нестерпимы преследования, которые обрушивались на них в этой стране в течение десяти веков. Многие любили эту землю, но все же предпочитали покинуть ее навеки. Они вспоминали о фараонах, ввергших в рабство избранный богом народ. Христианская Испания стала этим древним Египтом, и они вынуждены были бежать из нее, веря, что Иегова[10] будет охранять их в скитаниях по свету, как он некогда поддерживал и вел толпы, возглавляемые Моисеем.

Старые христиане и многие из новых, смешавшиеся в результате браков с семьями самого чистого испанского происхождения, с радостью встретили этот королевский приказ, воображая, что жизнь станет легче, деньги потекут обильнее и работа пойдет более ладно, когда «проклятое племя» навсегда исчезнет с испанской земли.

По Кастилии и Арагону быстро распространилась народная песенка. Начали ее петь бродячие музыканты и слепые гитаристы, а теперь ее распевали на площадях, дорогах и в домах женщины, погонщики мулов и ребятишки, водящие хороводы:

По приказу наших королей,Убирайтесь за море, евреи,С рухлядью своей.[11]

Изгнанникам запрещалось вывозить золотые и серебряные деньги, драгоценности и вообще что-либо, кроме одежды. Все имущество им надлежало продать в течение трех месяцев; и этот народ, деловая ловкость которого вызывала общую ненависть, вынужден был отдавать, как говорит один историк того времени, «дом за осла, и виноградник за лоскут шерсти или холста».

Еврейские общины, принимая меры для упорядочения этого всеобщего изгнания, распорядились, чтобы каждая девушка старше двенадцати лет немедленно выходила замуж и таким образом отправлялась в путь под охраной мужа, который мог бы поддерживать и защищать ее, а у родителей стало бы меньше забот в дороге.

Это распоряжение взволновало молодую андухарскую пару больше, чем королевский эдикт. Изгнание было еще делом будущего, до него оставалось несколько недель; могло ведь случиться и так, что правители одумаются в последнюю минуту. Зато брак по приказу общины был непосредственной опасностью. Дон Исаак уже приводил к себе в дом нескольких еврейских юношей и описал Лусеро и ее сводным сестрам достоинства этих женихов, с тем чтобы немедленно сыграть свадьбу.

К дону Исааку явился даже один христианский идальго, много лет состоявший на службе короля, и предложил жениться на Лусеро, что избавило бы ее от изгнания. Коген и слышать не хотел об этом, так как, вступая в этот брак, дочь его должна была бы принять христианство. И самым удивительным для почтенного еврея было то, что Дебора, его супруга, оказалась сторонницей подобного брака.