Венгерская вода - Сергей Зацаринный Страница 3

Я плохо представляю дела деда в это время. В меня, видимо, вселился дух моего любознательного прапрадедушки, и я с самого детства тянулся к знаниям и наукам. Заметив это, дед не стал требовать, чтобы я обучался наследственному ремеслу торговца, и отослал меня в медресе при мечети Аль-Азхар в Каире, где я и блаженствовал вдали от мирской суеты, среди мудрых книг и собеседников. Родителей моих унесла чума, но были другие внуки, которые со всем рвением готовились взять в свои руки семейную торговлю благовониями.

Поэтому, когда весной 756 года за мной прибыл посланец от деда с требованием немедленно приехать к нему, я удивился.

Тогда жизнь в Каире только-только вошла в прежнее однообразное русло после беспорядков осенью прошлого года, когда эмиры свергли султана Салиха и посадили на его место султана Хасана. В государстве всем стал заправлять главнокомандующий-атабек Шайчун. Нас, простых смертных, это мало касалось. Власть делили постоянно, на троне и возле трона все время что-то менялось. Мне и в голову не приходило, что срочный вызов как-то связан с придворными делами.

Отсюда начнется мой рассказ. Но перед этим я по старой привычке взгляну на звезды.

Как и тогда, светит на юге путеводная Сухейль, через весь небесный свод протянулся Соломенный Путь. Он уходит туда, где за утонувшим во тьме краем земли лежит холодная Страна Мрака, над которой царит неподвижная Альрукаба. О чем меня предупреждали в то время и что говорят теперь эти прекрасные вечные письмена?

Тогда была весна и не было видно одну из звезд, которая сейчас зловеще мигает мне с вышины. Имя ее Алголь. Злой дух. Блеск ее переменчив, и сегодня она сияет особенно ярко. Значит ли это, что сейчас в подлунном мире торжествуют силы зла? Звездочеты знают, что пройдет всего пара дней, и блеск ее уменьшится. А зла не станет меньше.

Светила не правят нашими судьбами. Они лишь помогают нам не заблудиться на этой грешной земле. Сказано: «Он поставил звезды для вас для того, чтобы по ним вы во время темноты на суше и на море узнавали прямой путь».

Мои предки в своих ночных странствиях по знойным южным пустыням всегда обращались к звезде Сухейль со словами: «Укажи нам путь!» Эти слова запали мне в душу с самого детства. Каждый раз в часы сомнений или при начале нового дела я повторял их как заклинание. Сорок лет назад я так же произнес их, хотя дорога моя лежала в противоположную сторону, в Страну Мрака, над которой царит недвижимая Альрукаба.

Вот и сейчас, обратив свой взор на север и устремившись туда мыслью и душой, прежде чем на бумагу лягут первые строки моего рассказа, я говорю: «Звезда Сухейль! Укажи мне путь!»

II. Ветер не всегда дует, куда хочется кораблю

Посланцы от деда прибыли на исходе дня. Я вышел после предвечернего намаза и сразу увидел их со ступеней мечети. Солнце уже приобрело медный оттенок, а его лучи, заливающие площадь, стали тусклыми. Высокая мрачная фигура с лицом, закрытым куском ткани, бросалась в глаза даже в сутолоке каирской толпы. Это был Симба – чернокожий невольник моего деда.

Мальчиком его купили на рынке Адена у торговцев, привозивших рабов, слоновую кость и эбеновое дерево из таинственной страны зинджей. Они дали ему имя Симба, ибо он происходил из племени бесстрашных охотников, живущих в самом сердце Земли Черных. Отважные воины, не имевшие иного имущества, кроме скота, и не знавшие другого богатства, кроме отваги, держали в страхе купцов, ищущих тропы к сокровищам этого сказочного края. Говорили, что ни один юноша у них не может называться мужчиной, пока не убьет льва одним только ножом.

Никто не отваживался проникнуть в их края, а пленники из этого племени были чрезвычайно редки и столь же чрезвычайно дороги. Имя Симба означало «лев» на языке зинджей. Так и назвали невольника, продаваемого как особый редкий товар, чтобы набить цену. Несколько лет его обучали боевому искусству где-то в Сирии, поговаривали даже, что в одном из исмаилитских замков. Там Симба приобрел привычку закрывать лицо платком. Дед держал его всегда при себе. Возможно, именно потому, что тот хорошо изучил все приемы тайных убийц.

За все эти годы Симба не стал хорошим наездником, так и не полюбив верховую езду. Сейчас он, спешившись при первой же возможности, держал коней под уздцы.

Его спутник остался в седле. Здесь, на площади возле мечети, он привлекал всеобщее внимание своей заморской суконной шляпой, надетой поверх чепца-бегуина. Человек в одежде франка был нечастым гостем возле Аль-Азхара, и если все остальное скрывал дорожный плащ, то головной убор бросался в глаза издали.

Это был человек, положение которого я не смогу описать даже сейчас, когда знаю о нем намного больше, чем тогда. Вряд ли его можно было назвать работником или компаньоном, хотя отчасти он был и тем и другим. Я знал, что он занимается алхимией, таинственнейшей из наук. Одно это предавало его фигуре в моих глазах едва ли не более зловещий ореол, чем угрюмая мрачность Симбы. Звали его Самит. Молчальник. Кто очарован дивными сказками прекрасной Шахерезады, сразу вспомнит, что это имя болтливого цирюльника, рассказывавшего о себе и своих многочисленных незадачливых братьях.

Нашего Самита на самом деле звали Мисаилом. Самит было прозвищем, которое подходило к нему лучше любого другого. Может ли быть более подобающее имя для алхимика? «Храни тайну от непосвященных!» всегда было девизом этого ремесла.

Кроме того, Самит хорошо знал язык кипчаков. В стране, где кипчаками были сам султан, его эмиры, любимые жены и самые доверенные лица, где из кипчаков состояли лучшие отряды, решавшие, кому править, а кому быть в опале, это знание открывало многие пути.

Дед часто брал его с собой переводчиком на встречи с важными людьми.

Несколько лет назад, когда впал в немилость проклятый ибн Зунбур – христианин, вкравшийся в доверие к султану и прибравший к рукам едва не весь Египет, по Каиру пошла волна избиения его единоверцев. Тогда толпа набросилась на бедного Самита прямо на улице, привлеченная его нездешним платьем. К счастью, он увидел проезжавших невдалеке мамлюков и закричал им по-кипчакски. Этого было достаточно, чтобы те, выхватив сабли, устремились на выручку.

Смутное время осталось в прошлом, но Самит по сей день не любил покидать надежные стены дома, принадлежащего моему деду.

Едва я приблизился, он сказал:

– Тебя срочно требует к