Дмитрий Могилевцев - Люди золота Страница 30

– Смотри, у твоих ворот гость из Похъелы.

Тот поглядел недоумённо, не понимая, – на Инги, под ноги, – а потом вздрогнул, закричал, подзывая дворню. Те палками выломали труп и, натащив дров, сожгли его на пригорке, чтоб ветер быстрее развеял пепел.

Икогал навстречу не вышел. А в зале, едва завидев Инги, заревел, кинулся с мечом, споткнулся о лавку и грохнулся наземь. Расквасил нос, да так сильно, что лицо мгновенно распухло и нос раздулся сизой сливой. Кое-как сел и заревел навзрыд, размазывая по лицу слёзы и сопли с кровью.

– Дядя Икогал, вы холодной водой лучше. Дайте промою вам, – предложил Инги, приседая на корточки.

– Не подходи! Не подходи, тварь, зарублю! – заорал тот, стуча ногами по полу.

Инги вышел и плотно притворил за собой дверь.

– Давно он так? – спросил у Леинуя.

– Да почитай что с братовой смерти. Тот ведь три дня помирал. Плохо помирал, тяжело. Брюхо гнило у него пропоротое. Так кричал, а потом обессилел и только скулил тихонечко, по-щенячьи. А к нему подходить никто не хотел, потому что смердело.

– Многие его уже видели таким?

– Ну, мы его стараемся людям не показывать. Дворня видела, конечно. Ну, ещё, может, человек пару. Я ж понимаю: если многие узнают его таким, от его власти не останется и драной щепы. И от нас тоже. А старый Вихти отказался помогать. Только глянул и отказался. И сонное зелье Иголаю не стал давать. Мы его со двора прогнали. Может, он проклял Икогала, а? Сделай что-нибудь, хозяин. Ты же можешь. Сделай, прошу.

– Я сделаю, – ответил Инги, глядя ему в глаза. – Только ты тоже пообещай мне, что примешь все последствия. Моё лекарство или вернёт ему силу – или убьёт. Тогда ты станешь убийцей и на этой земле для тебя не останется места. Обещаешь?

Мороз стоял такой, что железо хватало за ладонь. Щипало кожу, обжигало иглистым холодом. Но Икогала вывели голым по пояс. Люди в шкурах, с мечами и топорами стояли кругом, плечом к плечу, а посреди круга стоял новый валит, озираясь по сторонам. Рядом с ним испуганно косил глазом конь, привязанный к вбитому в мёрзлую землю колу.

– Мн-не холл-лодно, – выступал зубами валит. – П-пустит-те.

Высокий воин в шлеме со звериной личиной, закрывшей лицо, сказал:

– Мы не слышим твоих слов, человек. Мы не знаем, кто ты. Покажи нам!

– Покажи!! – заревели воины, лязгая сталью о щиты.

– Вождь – это тот, кто стоит между людьми и богами. Покажи нам, кто ты! Принеси богам жертву – и согреешься её кровью. Возьми меч!

Икогал, дрожа, принял протянутый клинок. Чуть не выронил – но справился, удержал. Шагнул нерешительно к коню.

– Покажи!! Покажи!!

Рубанул неуклюже. На снег брызнуло алым.

– Покажи! Давай! Скорей, а то вырвется!

Конь заржал истошно, вздыбился. Но валит, уже окровавленный, отпрыгнул, увернувшись от копыт, ударил с маху. Конь повалился, обливаясь кровью из рассеченной шеи. Икогал, залитый с ног до головы, перестал дрожать, выдохнул клуб пара, поднял дымящийся меч над головой: пусть все видят!

– Боги приняли твою жертву, человек, – сказал высокий воин. – Ты отдал им коня. Теперь отдай им всадника!

Икогал вздрогнул снова. Из круга вывели под руки человека с завязанными глазами, ободранного, заляпанного запекшейся кровью.

– Это раб, вор и убийца, – сказал высокий воин. – Отдай его кровь богам!

Икогал шевельнул клинком, ухмыльнулся и, широко размахнувшись, рубанул наискось. Меч вошёл у ключицы и вышел под мышкой с другой стороны, и один из державших, отскочив, потянул за собой руку с болтающейся на ошмётке мяса головой.

– А-а-а! – заревели вокруг, загремели железом, застучали древками оземь.

Высокий воин поднял руку, все разом смолкли. Он содрал с себя личину.

– Живи сильным, валит Икогал! – крикнул Инги в серое небо.

Но с силой у Икогала вышло не очень. Спору нет, стал похож на себя прежнего, людям показать не стыдно. Снова стал охотиться, ездил дань собирать да гостей принимал, как раньше. Властность, приличную валиту, выказывал охотно, и никто его слов не оспаривал. Вот только если Инги поблизости оказывался, у нового валита будто стержень из хребта выдёргивали. Он тогда сопел, мычал, всё норовил оглянуться, в глаза посмотреть – что там патьвашка думает? Одобряет? А напившись, за глаза говорил про Инги дурное и тут же, перепугавшись неизвестно чего, принимался оправдываться: дескать, это хмель говорит, а на самом деле Икогал очень родича-колдуна уважает, любит и ценит.

После месяца такой жизни Инги, плюнув, отправился восвояси. Набрал с собой припасов и подарков для Вихти, взял новую шубу из белых песцов, валитом подаренную, бочонок заморского вина. А в берёзовой роще, подле усадьбы, увидел незнакомого парнишку. Белобрысого, щупленького, тоненького, как сухой листик-веточка, в ветхий тулуп заячий завёрнутая.

– Доброго дня вам, господин Инги, – выговорил парнишка чуть слышно. – Патьвашка просил встретить вас. Давайте я за коньми вашими пригляжу.

Сам старик не поднялся навстречу, так и остался сидеть у огня. Сказал только:

– Проходи, садись рядом, молодой колдун. Игали принесёт тебе горячего мёду, согреешься с дороги.

– Кто это?

– Новый ученик мой. Чего хмуришься? Ревнуешь? По глазам вижу: ревнуешь. Не злись. Твоё ученичество у меня давно кончилось. Чему мог, я тебя научил. Жаль, что немногому.

– Мои мечи – лучшие в этих землях!

– Мечи, мечи… Только тому и научился, чтоб убивать да волю ломать чужую. А ни лечить по-настоящему, ни мирить неспособен. Злая твоя удача, Ябме-Акка за плечом твоим. Я-то скоро помру, и что? Ни соседей рассудить, ни вывих вправить некому будет. А у Игали руки-то тёплые, настоящего лекаря руки. И звери к нему идут, доверяют, не пугаются. Я никого не видел, чтоб с конями так ладил.

– Мне хоть в кузне можно поработать? – спросил Инги угрюмо.

– Работай сколько угодно. Тут дом твой. Я тебя приютил и поселил, и я тебя не выгоню, пока жив. Только, парень, скажу тебе: не найдёшь ты покоя тут. Внутрь себя глянь: разве нет у тебя чувства, что всё-то ты правильно делаешь, а выходит как-то не так? Не для других, для себя не так? И чем дальше, тем больше злобы и смерти вокруг тебя, и люди к тебе льнут только из-за силы, из-за того, что с тобой быть куда лучше, чем против тебя. Ты хоть плачь, хоть руби всех подряд, хоть головой о стенку – ничего не исправишь. Разве нет?

– Недобрая у тебя мудрость, старый колдун. Всё так, от первого до последнего слова. Ты не хочешь меня здесь видеть, и никто не хочет. Всем я костью в горле: и родне, и чужим. Так что мне делать? Глотку себе перерезать? Или вернуться в Похъелу, где мой настоящий род?

– Зачем же так: глотку резать, в Похъелу идти. Это, парень, судьба тебе говорит: иди за мной, а то потащу. Так ты иди. Верни себе всё своё наследство. Сейчас южная корела собралась с новгородскими ватажниками на свеев идти. Они уже набегали давеча, много добычи взяли. Теперь далеко хотят идти, корабли снаряжают, людей собирают. Бери свою ватагу да иди. Если удача твоя с тобой останется, добычи много возьмёшь. Может, тогда и в Альдейгьюборг по-другому вернёшься, да заодно больше про богов своих узнаешь. У свеев-то самое главное святилище Одноглазого и есть, в старой Упсале.