Максим Войлошников - Декабрист Страница 30

— Слушаюсь, ваше превосходительство! — поднялся на ноги Ломоносов.

— Сергей Петрович, ты откомандирован сюда от гвардии, и тоже езжай в столицу — ты будешь там нужнее, — обратился генерал к Трубецкому.

— Хорошо, поеду…

— Я отправлю вас с фельдъегерем. Разумнее не идти через Могилев, а сделать окольный маршрут через Сумы, Брянск и Смоленск. Но перед Петербургом сойдите с саней и въезжайте в город частным образом. Николаевские шавки, поди, караулят все въезды-выезды.

— Так и поступим, Алексей Григорьевич! — Офицеры откланялись.

Петр был рад, что с ним ехал полковник, хорошо знающий петербургские дела. Утром они выехали на фельдъегерских санях, и спустя семь суток оставили позади почти полторы тысячи верст по дуге, отделяющих Киев от Петербурга.

Глава 21

Вторая армия

На утро после отъезда Ломоносова в штаб Второй армии развилась деятельность. Туда сюда проносились адъютанты, скакали курьеры и посыльные. Приехал решительный генерал Николай Николаевич Раевский, командир Седьмого корпуса. В девятнадцать лет внучатый двоюродный племянник Потемкина так проявил себя в войне с турками, что ему был доверен полк. Глядя на его каменное, спокойное в любой момент боя волевое лицо, можно было вспомнить сказанные о нем после Смоленска и Бородина слова Бонапарта: «Этот русский генерал сделан из материала, из которого делаются маршалы». Но в России, раз Аракчеев не был маршалом, другим этого звания и подавно иметь было не надобно. Да и армии доверили другим, проверенным немецким людям.

Узнав повод, по которому его спешно вызвали в штаб, он немедленно послал приказы о выступлении в Восемнадцатую и Девятнадцатую дивизии и в Третью драгунскую. Вызвали срочно их командиров. Перед теми дивизионными, бригадными и полковыми командирами Витгенштейн зачитал письмо Константина Павловича и призвал выступить в защиту законного государя. Затем командиры разъехались во вверенные им войска.

Однако пехотные части зимой двигались бы слишком медленно. Поэтому, как упоминалось, сопровождать конницу на гужах была назначена одна первая бригада Восемнадцатой дивизии под началом генерал-майора Александра Васильевича Сибирского, происходившего из рода хана Кучума, побежденного Ермаком. Она была одна из наиболее подготовленных во Второй армии, наподобие гренадер петровского времени. В нее входили пехотные полки Вятский — Пестеля и Казанский, которым командовал молодой полковник Павел Аврамов, его друг. Поскольку Пестель запрапастился, Раевский назначил временным командиром Вятского полка старшего полкового майора Николая Лорера, потомка французских дворян-гугенотов. Артиллерийским прикрытием должна была стать 27-я конно-артиллерийская рота подполковника Янтальцева. К бригаде, по расчетам штаба, должны были присоединиться части Четвертого корпуса, расквартированные под Киевом и в городской крепости.

Командующий Витгенштейн отправил адъютантов в Тирасполь, к командующему Шестым корпусом пятидесятипятилетнему генерал-квартирмейстеру Ивану Васильевичу Сабанееву. И в Кишинев, в Шестнадцатую дивизию, к генерал-майору Михаилу Орлову. Родному брату генерала Алексея Орлова, командующего лейб-гвардии Конным полком.

Тщедушный, невысокий, с близко поставленными глазами, рыжий генерал Сабанеев во время заграничного похода был начальником штаба армии у Барклая-де-Толли. После он служил еще в оккупационных войсках во Франции. Он разозлился и сказал, что из-за новых господ голову подставлять под топор не намерен. Он согласился, чтобы ушла Шестнадцатая дивизия Орлова, но объявил, что сам останется на турецкой границе.

…Над страной навис призрак кровавой двадцатилетней распри начала XIV века между внуками Дмитрия Донского, связанной с именами Василия Темного и Дмитрия Шемяки…

К вечеру суматоха вошла в привычное армейское русло, командующий отправился к себе в гостиную, сел в кресло перед камином и задремал…

Проснулся генерал внезапно, от звука, напоминающего звон разбившегося оконного стекла. Он повернул голову на затекшей шее — рядом с ним стояла фигура в темном плаще.

— Добрый вечер, генерал! — Он узнал голос, принадлежащий генерал-адъютанту Чернышеву. Каким образом тот сумел проникнуть во дворец, окруженный часовыми? Вероятно, полковник Тимман был не единственным сторонником Николая при штабе?

— Не пугайтесь, — продолжил Чернышев, — признанный полководец русской армии не должен бояться гвардейского генерала…

— А с чего это, Александр Иванович, я должен вас бояться?

— Как сказать, Петр Христианович? — Чернышев мягкими кошачьими шагами прошелся по комнате. — Мне полковник Пестель сказывал, что вы решили подняться против государя Николая Павловича?

— Я знаю только одного императора — Константина Павловича! — хладнокровно ответил командующий.

— Эк вы храбры! Только что же не решились на переправе Березины в одиночку напасть на Бонапарта? Побоялись, что разобьют? Стало быть, не отчаянны. А я вот отчаян был в те времена, меня французы боялись. И теперь таков. Когда мятежников разобьем, начнем вешать. Ну, за себя, как я говорил, вы не бойтесь. Не пристало русских генералов вешать. А вот сын у вас есть, Лев, — ротмистр Кавалергардского полка. Тоже, поди, в заговоре? Вот его и повесим. В назидание.

— Да пойдите вы к дьяволу! — взъярился старый генерал, поднимаясь из кресла, чтобы встать лицом к лицу с нагло вылупившим глаза Чернышевым.

— Или лучше нет — закатаем в каторгу лет на двадцать. Будете себя вести прилично — будет жить, а нет — так арестанты его живенько удавят. Арестанты — они такие: рады угодить начальству…

— Что вам надо? — спросил хрипло генерал, глядя ему в глаза. Несмотря на суровость, он любил сына — о чем Чернышев знал.

— Затормозите выступление.

— Нет. Я лучше застрелюсь, чем потеряю честь.

— Хорошо. — Чернышев задумался. — Тогда — отстранитесь от дела.

— Ладно, я скажусь больным.

— Тогда и вашего сына не тронут, — сказал Чернышев, и исчез, точно растаявший дым. Боевого генерала всего трясло после этого разговора.

Глава 22

Совещание в Главном штабе

А в Петербурге события развивались так. Двадцать пятого ноября цесаревич Николай получил письмо от генерала Дибича о том, что государь при смерти. Но такие же письма получили председатель Государственного совета, Светлейший князь семидесятилетний Петр Васильевич Лопухин, блиставший талантами еще при императрице Екатерине Второй; генерал-губернатор граф Михаил Андреевич Милорадович (бывший дежурный генерал Суворова и герой 12-го года); главные командиры армии и Гвардии.