Вальтер Скотт - Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине Страница 30

– Мне необходимо очевидное доказательство твоего искусства, – сказал барон, – иначе я не допущу тебя к постели Ричарда.

– Таким доказательством, – ответил лекарь, – служит исцеление больного. Взгляни на этого воина, который лишился сна от лихорадки, кровь которого сгустилась от страшного жара. Болезнь эта усеяла ваш лагерь костями, а знание ваших назареянских лекарей так же мало может защитить вас от нее, как шелковая кольчуга от стального клинка, посмотрите на его исхудавшие прозрачные руки и пальцы. Еще сегодня утром покров смерти простирался над ним, Азраил и я стояли у одра его, и теперь душа его не покинет тела. Не тревожьте меня расспросами, подождите кризиса и в безмолвии воздайте хвалу за чудесное исцеление.

Между тем наступило время вечерней молитвы. Лекарь, обратясь лицом к Мекке, стал на колени и прочитал молитвы, которыми мусульмане заканчивают свои дневные труды. Архиепископ и барон с презрением и негодованием смотрели на него, его молитва казалась им богохульной, но ни тот, ни другой не сочли уместным прервать ее.

Наконец мавр поднялся. Войдя в шалаш, где лежал больной, он достал серебряную коробочку, вынул из нее губку, пропитанную ароматическим составом, и поднес ее к лицу оруженосца. Больной чихнул, медленно раскрыл глаза, блуждающим взором обвел вокруг. Полуобнаженная фигура, лежавшая на постели, невольно возбуждала жалость: сквозь прозрачную кожу, едва обтягивавшую тело, ясно обозначались кости и хрящи, лицо его осунулось, ссохлось, сморщилось. Глаза, недавно разгоряченные жаром болезни, стали спокойны; он заметил присутствие знатных вельмож в шалаше и спросил слабым, почтительным голосом о своем господине.

– Узнаешь ли ты нас, вассал? – спросил его лорд де Во.

– Не совсем, – отвечал оруженосец, – но по вашему красному кресту я вижу, что вы знатный английский барон, в другом же господине я узнаю святого прелата и испрашиваю у него благословения бедному грешнику.

– Ты его получишь, – сказал архиепископ и, подходя к постели больного и осеняя его рукой, произнес: «Benedictio Domini sit vobiscum».

– Вы видите, лихорадка прекратилась, – сказал Адонбек. – Он говорит спокойно, пришел в себя, и пульс его бьется так же ровно, как и ваш. Посмотрите!

Архиепископ не решился дотронуться до больного. Томас Гилсленд, менее боязливый, взял руку больного, ощупал его пульс и убедился, что лихорадка действительно прошла.

– Да, это чудо, – сказал рыцарь, глядя на прелата, – он совершенно здоров. Я отведу лекаря сейчас же к королю Ричарду. Что вы на это скажете, ваше преосвященство?

– Подождите немного, – остановил его лекарь, – я вылечу оруженосца, прежде чем оставить его. Я пойду с вами, но сперва дам ему целительный эликсир.

С этими словами он взял в руки серебряную чашку и наполнил ее до краев водой из тыквенной бутылки, стоявшей у постели. Затем, достав маленький плотно связанный из серебра и шелка мешочек, сквозь стенки которого не видно было содержимого, он опустил его в чашку и продержал минут пять, храня глубокое молчание.

Барон, зорко наблюдавший за действиями лекаря, услышал мгновенное шипение в воде.

– Выпей, – сказал лекарь больному, поднося ему чашку, – ты уснешь, а проснувшись, будешь бодр и здоров.

– И этим-то простым питьем ты думаешь исцелить монарха? – спросил архиепископ Тирский.

– Как видишь, я вылечил им нищего, – ответил мудрец.

– Отведем же его к государю, – сказал барон Гилсленд. – Он доказал, что знает тайну исцеления. Если же он не сможет добиться результата, то и кабалистика не спасет его.

В то время как они собирались выйти, больной, изо всех сил напрягши свой голос, крикнул им вслед:

– Уважаемый прелат, благородный рыцарь и вы, достойный лекарь, если хотите, чтобы я спокойно заснул и выздоровел, скажите мне, где мой любимый господин?

– Он отправился с важным поручением в дорогу, друг, – ответил ему прелат, – и, быть может, еще несколько дней будет отсутствовать.

– К чему обманывать беднягу? – сказал барон Гилсленд.

– Твой господин возвратился в лагерь, друг, – обратился он к больному, – и ты скоро его увидишь.

Больной поднял свои исхудавшие руки к небу, вознося благодарность, но, поддаваясь снотворному действию напитка, медленно опустил их и заснул глубоким сном.

– Вы правы, сэр Томас, – сказал архиепископ, – больному не надо знать неприятную правду, его надо успокоить хоть и ложью.

– Что вы хотите сказать этим, ваше преосвященство? – с живостью спросил де Во. – Неужели вы думаете, что я решился бы солгать для спасения даже дюжины таких больных?

– Вы сказали, – отвечал прелат, заметно встревоженный, – что господин этого оруженосца, рыцарь Спящего Барса, возвратился.

– Он действительно приехал, – сказал де Во, – несколько часов тому назад я говорил с ним. Этого лекаря привез он.

– Матерь Божия! – воскликнул архиепископ, очевидно смущенный. – Да почему же вы не сказали мне о его возвращении?

– Разве я не говорил вам, что рыцарь Спящего Барса привез лекаря? Я вам, кажется, сообщил это, – беспечно отвечал барон де Во. – Но не в том дело, его возвращение не связано ни с искусством этого лекаря, ни со здоровьем Его Величества.

– Возвращение его может иметь важные последствия, очень важные, – сказал архиепископ. – Но где же он? Куда он девался? – спросил он, нетерпеливо топнув ногой. – Боже, спаси, как бы не вышло неприятного недоразумения!

– По всей вероятности, слуга может сказать вам, где находится его господин, – отвечал барон де Во, заметно удивленный волнением прелата.

Он окликнул мальчика, о котором мы уже упоминали, и тот на едва понятном языке кое-как объяснил им, что за несколько минут до их прихода молодой офицер от имени короля приходил за его господином. При этих словах волнение архиепископа достигло высшей степени, даже барон де Во, отнюдь не проницательный наблюдатель, заметил его смущение.

Он поспешно простился с рыцарем, который смотрел на него с возраставшим недоумением, и затем направился с мавританским лекарем к шатру короля.

Глава IX

Это владыка пиявок; лихорадке, чуме, ревматизму и подагре стоит только взглянуть на него – и они тотчас отказываются от своей власти над терзаемым ими телом.

Медленными шагами, с видимым беспокойством, направлялся барон Гилсленд к королевскому шатру. Он мало в чем доверял себе, кроме битв на ратном поле; не полагаясь на свой ум и проницательность, он терялся перед непредвиденными обстоятельствами. Странным, однако, показалось ему поведение архиепископа, который, услышав о возвращении рыцаря Спящего Барса, ничтожнейшего, по мнению Томаса Гилсленда, из всех благородных рыцарей, забыл и о чудесном исцелении оруженосца, и о надежде на излечение Ричарда. Несмотря на обычную невозмутимость и равнодушие, барон напрягал теперь все свои умственные силы, чтобы отыскать причину такого странного явления.