Сибирский фронтир - Сергей Фомичев Страница 30

– Жаль, хотел городок посмотреть.

На самом деле мне требовалось подыскать место для будущих перемещений. Чутьё подсказывало, что в Якутске ещё возникнет надобность. Не добираться же в следующий раз лишних тридцать вёрст.

– А мы сейчас туда и пойдём, но только налегке, на лодочке малой, – сказал Иван. – Видишь, здесь пусто. Ушли якуты. Можно, конечно, подождать, но времени жалко. Они неделями по округе будут бродить, а в Якутском завсегда кто–то из них остаётся.

Русский форпост на Лене выглядел солидно. В центре стояла деревянная крепость, способная устоять против набега диких племён. Кроме того, Якутск окружал мощный острог. Вернее сказать он был некогда мощным. Но видимо опасность серьёзного приступа давно миновала, так как одна из стен у острога отсутствовала. То ли сгорела, то ли сгнила и была разобрана. Издали казалось, будто квашня растущего города высадила преграду и распалась на подступах десятком мелких домиков.

Мы спустились под гору, но к самой крепости не пошли. Здесь прямо на траве возле пасущихся лохматых лошадок сидели, беседуя и куря трубки, якуты. Большинство из них были одеты на русский манер. В таких же кафтанах, в каких ходили купцы или казаки, в похожих шапках и только на ногах красовались торбаса вместо сапог. Впрочем, эту удобную тёплую обувь любили носить и русские, так что отличались якуты только азиатским типом лица, да и то, такие лица часто встречались и у казаков с купцами, не говоря уже про тунгусов.

Старший Полосухин заговорил с туземцами на их наречии. Те возбудились, повскакивали с мест. Трое начали что–то выяснять, быть может, заспорили, а около десятка спешно расселись по лошадкам и умчались в разные стороны.

– Это люди здешних тойонов, – пояснил младший. – Не всех, но нам хватит. Здесь и кангалассы, и батулусы, и мегинцы. Семён подрядил их на дорогу в Охотский. По службе–то государевой они если и получают что за провоз, то гроши. Зря лошадей и себя гробят. А мы платим честно, по сорока копеек за пуд, вот они и забегали.

Когда мы вернулись к камню, там уже собралось несколько семей с табунами. Женщины занялись хозяйством, мальчишки возились с лошадьми, а вожди сидели вокруг костра курили трубки, обменивались шутками и смеялись. Казалось старикам безразлично возьмут ли внаём их лошадей или предпочтут животных соседа.

Когда Семён обратился к вождям, те, сохраняя достоинство, напустили на себя равнодушный вид. Полосухин не стал сбивать цену, пользуясь конкуренцией, но вместе с братом отбирал самых выносливых животных из разных табунов. Это оказалось разумной стратегией. Все семьи остались довольными – по десятку–то лошадей каждая к каравану пристроила – без обиды на клиента или зависти к соседям. Купцы вдобавок получили хороший эскорт, ведь каждый тойон отряжал человека присматривать за своими лошадьми.

– А ты что пешком решил идти? – спросил Иван.

Вопрос застал врасплох. В лошадях я разбирался плохо, в дальневосточных ценах тем более. А предстоящая дорога требовала серьёзного к себе отношения.

С помощью младшего Полосухина я выбрал подходящую лошадку и сговорился с хозяином на трёх с полтиной. Почти столько же стоило бы купить лошадку вовсе. Но зато так – никаких забот по дороге. Кормить, поить и чистить её должен будет по уговору человек тойона. А случись лошадке погибнуть, её тут же заменят свежей.

Я расплатился, и моя монета стала единственной, что зазвенела при сделке. Купцы в качестве платы достали тюки с табаком и чаем, свёртки китайской материи. Братья наверняка назначили за встречный товар двойную против иркутской цену, а значит и лошади обошлись им вдвое дешевле, чем мне.

Якутские подростки погрузили добро на невостребованных животных и отправились по стойбищам, а старики, воины и те, кому предстояло сопровождать караван остались. Зная, что всякая сделка закрепляется у русских хорошей пьянкой, якуты заранее принесли свежего мяса и зелени. Запылали костры, лагерь наполнился запахом печёного мяса. Полосухины достали водку, пригласив к столу и меня, и сплавщиков.

За едой и выпивкой обменялись новостями, обсудили планы. Лодейные собирались продать барку и возвращаться в верховья налегке. Полосухины, расспрашивая якутов, выбирали лучшую дорогу к Охотску. В конце концов, они остановились на старой вьючной тропе, идущей через семь хребтов, по какой ходили к морю ещё до экспедиции Беринга.

– Сейчас она удобнее, – пояснил мне Иван. – Повозки тут не везде пройдут – болота, переправы, горы. Обычно, когда тяжёлый груз надо доставить, то часть пути по рекам идут. Но мороки до чёрта. Сперва надо лодки построить, барка–то наша слишком большая для верховьев и потому не годится. Но и лодки на каждой отмели разгружать предстоит, а в горах тянуть против течения. А от Юдомы до Урака перенос немаленький, так что без лошадей всё равно не обойдёшься. А мы с вьючными лошадьми через перевалы пройдём, напрямик. И задержки не будет, и вёрст на двести–триста короче получается, чем по рекам петлять.

Я слушал разговоры и размышлял, как интересно здесь всё устроено. Купцы явно схитрили, обойдя стороной город, схитрили и якуты, выставив лучших лошадок на левую ходку, а власть наверняка в курсе, но смотрит на все ухищрения с равнодушием паука, мимо паутины которого летает множество аппетитных мух. Такова она жизнь фронтира. И она начинала мне нравиться.

***

Благодушие испарилось довольно быстро. Начиная со следующего утра, я стал завидовать собственному прежнему безделью, которое (подумать только!) так изводило меня. Верховая езда с постоянным риском свернуть шею стала прекрасным лекарством от скуки. Старя вьючная тропа, тропой и являлась. Она петляла среди сопок и болот, поднималась по склонам горных хребтов, пересекала широкие реки, которые само собой приходилось пересекать вброд. Даже в конце двадцатого века этот путь не станет торной дорогой, а, пожалуй, с появлением вертолётов и вовсе захиреет.

Кроме природных козней здесь опасались людей. Не разбойников, конечно, – слишком малолюдны места и всякий злодей околеет пока дождётся добычи, – но иной раз выходили сюда немирные чукчи или коряки.

Прошло немало времени, прежде чем я втянулся в ритм и смог обращать внимание на окружающий мир. Стал я присматриваться и к людям, сопровождающим караван. Якуты всё больше молчали или коротко переговаривались на своём языке. Но один из