Возвращение блудного Брехта - Андрей Готлибович Шопперт Страница 30

— Мы все учились понемногу

Чему-нибудь и как-нибудь,

Так воспитаньем, слава богу,

У нас немудрено блеснуть.

— Однако! Вы ещё и пиит сударь. Чем же будут другие департаменты заниматься? — покивал головой петровский сподвижник.

Брехт начал рассказывать про департамент организации повторных экспедиций. Мало ведь найти кристаллики того же халькопирита где-то в горах, нужно это месторождение потом обследовать. Насколько оно большое и богатое, основать там небольшое поселение, наладить снабжение и дороги и только потом всё это уже передавать казне, чтобы третий департамент — Надзора за недрами продал месторождение с аукциона желающим добывать халькопирит и медь из него получать. Самое плохое, что почти всегда в этой меди будет золото. Однако, пока нет электролиза, выделить его из меди задача не простая. Есть, конечно, такие реакции, но золото то золотым окажется, как и медь.

Так вот, рассказывает Иван Яковлевич про департаменты будущего министерства и вдруг замечает, что Брюс как-то странно себя ведёт. Вроде как руку помассировал, потом пальцы разминал, разминал, а потом взял и козу из них смастерил и на показ Бирону эту штуку представил. Потом и того круче из пальцев обеих рук смастерил треугольник и посмотрел через него на императорского фаворита. Следом один глаз закрыл на него глядючи. Не веком прикрыл, а ладонью, Кутузова из себя изображая. Потом на какие-то слова Ивана Яковлевича знак «О кей» изобразил. И только тут до Брехта дошло. «Данный знак осуществляется путем прикосновения указательного пальца к большому (круг), остальные пальцы следуют за ним, образуя хвосты трех шестерок». Так ему рассказывали в прошлом поподанстве, когда принимали в орден Иоаннитов. И все три остальные знаки — это тайные знаки масонов, которыми они обмениваются, так сказать, чтобы своих выделить.

Ах, какая интересная мысль сейчас Брехту в голову забрела.

Событие сорок первое

«Сын за отца не отвечает»

И. В. Сталин сказал в 1935 году на совещании комбайнеров.

Брехта, когда в орден принимали, то заставили выучить список великих магистров Мальтийского ордена. Поленился тогда, только десяток человек, предшествующих Павлу первому, запомнил, да и то на троечку. Кто там сейчас мальтийцами рулит? Там ещё парочка смешных фамилий была. Дезодорант какой-то? Нет. Дзондадари. А кто следующий? Где-то перед ним ещё с одной смешной фамилией товарищ. Роккафуль. А до него? Точно — Карафа. Тогда чтобы лучше запомнить вспомнил песенку попугая от Высоцкого. Корида, Карамба, Карафа. Похожие слова. А сейчас. В 1730 году? Ага, вспомнил. Тоже похожие известные слова повторял, чтобы лучше запомнить. Антониу де Вильена. А аналогия — Вильнёв. Это адмирал, проигравший Трафальгарскую битву.

А ещё есть сволочь одна — Луи Совёр маркиз де Вильнёв. Он сейчас посол Франции у османов, и именно он сделает всё, чтобы в Белграде, при заключении мира между Россией и Османской империей, лишить её всего, ограничившись Азовом, без крепости, и кусочком украинских степей, размером с приусадебный участок. Нужно его завалить. И не тогда, а пораньше, чтобы отношение Франции с Портой ухудшить.

Ладно, это после. Итак. Масон Брюс, делает сейчас Бирону тайные знаки, чтобы выяснить не их ли он — буржуинский. А чего? Все церемонии и прочую эту ерунду Брехт знает гораздо лучше самого Брюса. Всё же он был одним из бальи. И не кем-то там второстепенным, а чуть ли одним из самый — самых. Великого Хранителя из себя изображал.

Брехт продолжал рассказывать про аукционы, а сам взял и из пальцев рога дьявола или козу детскую изобразил. И увидел, как переменился в лице главный русский масон. Вот. Знай наших. Мы с тобой одной крови. Ты и я.

— Так, что, Яков Вилимович, согласны возглавить новое министерство? Я даже сегодня проезжал мимо вашего нового здания министерского. Где все начальники вместе с вами сидеть будут.

— Вы же к Магницкому ездили? Неужели Сухарева башня, — оказался самым осведомлённым младший Остерман.

— Нет, Андрей Иванович. Тоже башня, да не Сухарева. Там наоборот нужно адмиралтейских снабженцев выгнать в чисто поле. Пусть себе нормальный двухэтажный кирпичный дом соорудят. Красивый. Архитектора умелого найдут, чтобы стал украшением Москвы. А башню нужно отремонтировать и всю отдать под школу Магницкого. Нам грамотных людей много надо. — Брехт оглядел внимательно слушающих мужчин и женщин и не стал мхатовскую паузу затягивать. — Вам надлежит восстановить Меньшикову башню. С её шпилем. Таким, какой архитектор и задумал.

Про Меньшикову башню сегодня вскользь упомянул Магницкий и Иван Яковлевич расспросил его. А потом и сделал небольшой крюк, когда от Остермана возвращался в Измайлово, и башню осмотрел. Да, сейчас это руина скорее. Но задумка была на пять балов, и она стоила того, чтобы её восстановить в первозданном виде.

На самом деле князь Меншиков не башню строил, а храм. Добыл в Полоцке полудержавный властелин раритет. Прямо всем раритетам раритет. Досталась ему там икона Богоматери. Считалось, что она была написана евангелистом Лукой, что подтверждала надпись на образе. Не кем-то там. А тем самым Лукой, который написал одно из Евангелий, да ещё и Деяний святых апостолов. Для такой ценности и огранка должна быть соответственная. Купил Меньшиков в Москве двор чей-то там рядом с Погаными прудами. В пруды эти сбрасывались отходы из близлежащих мясных лавок и боен. И гнило там всё и воняло. Меньшиков приказал пруды очистить, и они стали «Чистыми прудами». Храм же должен был превзойти по высоте колокольню самого Ивана Великого. И превзошёл. Башня стала самым высоким зданием в Москве. Её высота по замыслу архитектора была восемьдесят четыре метра, что было на целых три метра выше Ивановской колокольни. Верх башни украшал 30-метровый шпиль, увенчанный фигурой ангела с крестом в руке. В 1708 году на башне установили часы с курантами из Англии и подвесили пятьдесят колоколов. Башню чуть не достроили. Меньшикова Пётр дёрнул в Петербург, назначив его там губернатором. Башня, не обделанная внутри, только частично как храм использовалась. А икона куда-то подевалась. Может, её Меньшиков в ссылку с собой увёз? Семь лет назад в шпиль попала молния и возник пожар, при этом шпиль частично обрушился. Проезжая мимо сегодня Брехт решил, что нужно монахов, бедствующих там, переселить, построить им другой небольшой храм, а башню отдать под какое-нибудь министерство. Почему бы не Геологии? Якову Брюсу хватит настойчивости и денег этот шедевр восстановить.

— Меньшикову⁉ — опять загорелись глаза у масона. Всё, можно быть спокойным за шедевр архитектурный.

— Я вам помогу, Яков Вилимович, деньги добыть на ремонт башни. У меня есть смутные подозрения, что люди, упекшие светлейшего князя Ижорского в городок Берёзов Сибирской губернии, если я с ними переговорю, возгорят просто желанием исправить вины свои, дав денег и людей на реставрацию храма. Да и на строительство рядом другого храма, куда священники и переедут. — Иван Яковлевич повернулся к Анне Иоанновне.

— Дозволите Государыня пообщаться мне с Долгорукими и Голицыными, кои тебя кондициями стращали? Да, даже пальцем не трону, просто поговорю, напомню заповедь божью, что делиться необходимо. Так прямо и скажу, господа Верховники, а вы знаете, что в ад с собой золота не унесёшь. Может построить вам храм, чтобы грехи замаливать.

— А поговори, Эр… Всё забываю. Стара стала. Поговори, Иван Яковлевич. И мне кажется, что послушают тебя господа сенаторы. — хихикнула императрица.

— И ещё матушка Государыня, не думаешь ли, что детишек невинных Александра Даниловича можно вернуть из ссылки. Дети не должны за отца отвечать. — Брехт смутно помнил, что его брат будет женат на дочери Меньшикова — Александре. И она умрёт родами. Ну, это можно поправить. Следующее министерство, которое надо создавать, как раз и будет министерством Здравоохранения. Пора бороться с оспами и детской смертность при родах. Да и со смертностью матерей. Уж, от родильной горячки точно можно бедных женщин избавить просто про гигиену и чистоту эскулапам современным рассказав.

— Напиши указ, Иван Яковлевич, завтра же и отправь солдат в Берёзов, чтобы целыми и невредимыми детишек в Москву привезли.

— И икону Лукой написанную. Это же вещь равная по силе гвоздям из гроба господня.