Укрепить престол - Денис Старый Страница 30

— А в чем ты друг? Или твой царь друг? Или названный Дмитрием Ивановичем слово держать умеет? Обещал много казакам запорожским и мы его поддержали, поставили на московский престол. Так где та благодарность? — роль главного обвинителя взял на себя все тот же Изапович.

— Али не дал вам, казаки, государь-император серебра, когда взошел на стол московский, али не обласканы вы были бронями и добрыми саблями? А сколь много соболей, да лисьих шкур привезли вы из Москвы? А вы после, часть из вас, пошла войной на моего государя, признала самозванца могилевского, — с вызовом говорил Корела.

— А ты не стращай нас! Казак ли ты, что, словно раб, говоришь? Признал на себе волю государя, охолопился? Донские казаки решили продать волю свою замест чего? Миски кулеша безмясного? — говорил Богдан Олевченко.

— Ты донское казачество не трогай, не по Сеньке шапка, кабы так говорить! Али донцы не приходили на выручку, не привечали сечевых у себя? Может, запорожцы в веревках ходят, когда приезжают на Дон? Или вы не следуете воле карлы Жигимонта? Под Смоленск отправили своих воинов, чтобы они православных резали! Король и не общал ничего, а вы за него руду лить? — Корела шел на обострение [руда — кровь].

Андрей уже не видел для себя спасения. Светлый ум казака говорил, что запорожцы уже не отпустят его. Непонятно только было, почему сечевые так плохо относятся к России. По его сведениям, Дмитрий Иванович выплатил казакам и немало, а еще не отбирал награбленное в русских городах и деревнях.

— А мы и так честь тебе выказали, слушая твои обвинительные речи. Понять же нужно тебе и тем, что так же думает, что это Мы поставили Дмитрия, а он прогнал, ляхам сперва отдавшись, а после и тех обманул. Мы не терпим обмана. Если на Дону обман царствует, то плохо для казачества. Отчего твой царь, словно татарин набегами жить стал? Быхов, Брагин? Вишневецкие не враги нам, они немало пороха дают, да оружием с нами торгуют, — объяснял ситуацию Дмитрий Барабаш.

— А ты отчего, Дмитро, разъясняешь ему? Смерть москальскому холопу! — выкрикнул Изапович.

Сагайдачный не сдержался и проявил эмоцию, зло посмотрев на своего конкурента. Петр Кононович понимал, зачем Изапович так нагнетает. Григорий Изапович является агентом влияния короля среди казачества, и, потом, ему очень важно, чтобы королевские войска получили больше казаков в войско. На самом же деле, запорожцы, посылая лишь три тысячи воинов, отмахивались от королевских дел. Казаки могут прислать и тридцать тысяч воинов, что очень много, и может сильно изменить все расклады на войне, но не сделало это, в том числе и по причине сопротивления подобному Сагайдачного. И смерть Корелы — это поступок, который практически объявляет войну России.

— Чего молчишь, кошевой атаман? Какое решение нам принять? — поддерживал Изаповича его соратник полковник Олевченко.

— Что предлагал царь? — спросил Сагайдачный у Корелы.

Петр Кононович читал письмо-послание, но он давал шанс донскому казаку заявить всем собравшимся о предложении русского государя. Пусть услышат. Да, не примут, это уже ясно, но ситуация может же измениться, и тогда всплывут слова русского царя, в пересказе атамана Корелы.

— Я не желаю это слушать! — выкрикнул Изапович.

— Так я и не держу тебя! — спокойно сказал Сагайдачный, ставя Григория Изоповича в неловкую ситуацию.

Уйдет — слабость и истерика, останется — подчинится и будет принужден слушать. Изопович остался.

— Многое государь предлагает. Помощь вам, совместные походы — то малое, что может быти. Мы уже строим струги на Дону, готовы на следующий год хоть бы и на Константинополь, чтобы пощипать его пригороды, Трапезунд, Кафа, Синоп. Государь хотел сладить соглашение по людям, чтобы покупать у вас православных, да хоть и татар, но за тех меньше по деньгам. Или обмен на пушки. На что вам, казаки, влезать в свару государей? Не говорю, чтобы стали на сторону России, говорю, что не лезьте ссориться с Россией! О чем ином можно говорить уже тогда, как руки мои заживут от пут, что вы навешали, — высказался Корела.

— А пусть все казаки выскажут свое разумение! — предложил Изапович и Сагайдачному ничего не оставалось, как согласиться.

Голоса разделились, но все же казаки были не на стороне Корелы. Были те, кто спрашивал, сколько уже завтра подвод с серебром пришлет русский царь, чтобы купить нейтралитет. И величина стоимости невмешательства казаков была запредельной для России. Пятьсот тысяч и казаки чуть ли не готовы ударить по ляхам с юга.

Не сделали бы этого — те, кто хотел подобного, были в отрядах Северина Наливайко и сложили свои головы во время восстания. Ну или еще не пришло время и для этого поколения казаков сказать свое слово против засилья польского, которое временно ослаблено внутренними и внешними проблемами Речи Посполитой.

Донского атамана увели. Уже было готово помещение — хлев со свиньями, где и будут держать Корелу, для того, чтобы на следующий день, при скоплении казаков казнить.

И вот, подвешенный к потолку Корела, ожидал, когда придут его убивать. Нет, никто не пытал, больше и не спрашивали, но и рассчитывать на то, что отпустят, было нельзя. Да ему прямо сказали о том, что будет и Андрей с достоинством принимал свою участь, до того попытавшись освободиться от пут.

— Что, Андрей Тихонович, тоскуешь? — раздался голос с боку, где находился вход в сарай.

— Да, что ты, какая скука! Вот размышляю, какую еще песню спеть. Жаль, что станцевать не могу, ноги висят над землей грешной. Но и так весело! — ерничал Корела.

— А ты не был таким! Угрюмым сычом ходил, шуток не понимал, да и сам не шутил! Это так служба на Дмитрия Ивановича влияет? — Сагайдачный встал напротив донского казака.

— Добрый он царь! Можно с ним казачий кулешь сварить! — отвечал Корела.

— Я не хочу войны меж нами. Мне могут понадобиться донские казаки, да и с государем русским можно замахнуться на великие дела. Может, и крымцам перья выщипать, — говорил Сагайдачный, медленно, словно ожидая чего-то.

— На словах говорили мне передать, что Гетманщина может быть. Не сейчас, позже, под рукой царя, но с гетманом, кабы сами решали, как жить, но помогали воинами и привечали