Альберто Васкес-Фигероа - Монтенегро Страница 32

— Вот здесь. Уж сюда-то никто не посмеет залезть, можешь мне поверить... Так ты едешь со мной?

— Я не могу, — ответила Фермина. — У меня сейчас такой чудный клиент, капитан гвардии. Так меня любит... Это он подбил мне глаз, когда узнал, что я занималась «этим» с одним славным парнем с Майорки.

— Эх, невеселые были времена, когда я измеряла любовь твердостью кулака, — вздохнула Сораида. — Мой толстячок никогда не поднимает на меня руку... — тут она игриво рассмеялась. — Гораздо чаще он ее опускает и, скажу тебе, он знает, как мне угодить. Надо же, как изменилась моя жизнь! — произнесла она, крепко сжимая руку подруги. — Не отправься я за океан, так бы и закончила свою жизнь старой шлюхой. Поезжай со мной на Ямайку, там и ты сможешь встретить хорошего человека.

— Ни один «хороший человек» не сможет дать мне то, о чем я мечтаю, — нахально ответила Константе. — Зато если мой капитан перережет глотку этой немецкой сучке, я смогу это получить.

В первую минуту доброй Сораиде даже в голову не пришло, что эти слова могут иметь какое-то отношение к донье Мариане Монтенегро. Лишь неделю спустя, когда она увидела, как закованные в цепи братья Колумбы поднимаются на «Толстуху» — грязное суденышко, что вскоре навсегда увезет их от берегов Эспаньолы, она догадалась, что женщина, которую капитан де Луна разыскивает с таким упорством — не кто иная, как владелица корабля, дожидающегося ее в Навасе.

Ей с первого взгляда не понравился человек, командующий отрядом конвоиров адмирала, как и презрительное высокомерие, с которым он обращался с ней, когда Фермина их познакомила. А чуть позже, когда они сидели за кувшином вина в таверне «Четыре ветра» и высокородный виконт провозгласил, что возглавляет гвардию нового губернатора, Сораида пришла к выводу, что этот самодовольный кабальеро никогда в жизни не соединит судьбу с известной шлюхой, какой бы они ни была красавицей.

«Он совсем из другого теста, чем мой толстячок, — думала она. — А злющий какой: словно сотни голодных котов день и ночь грызут его печень».

И она была права, поскольку неуемная ярость и жажда мести и в самом деле неустанно пожирали капитана де Луну изнутри — с той самой минуты, как он узнал, что его бывшая супруга покинула остров.

Ему рассказали, как хитроумно она ушла от погони, прежде чем выйти в море и отправиться к Твердой Земле в поисках давно пропавшего возлюбленного. А когда он узнал, что ненавистный Сьенфуэгос, которого он считал давно погибшим, возможно, еще жив, ненависть виконта вскипела с новой силой. Перед его глазами встала картина, как проклятый Сьенфуэгос насмехается над ним, стоя на вершине скалы на далекой Гомере, словно и не прошло этих восьми лет.

— Я даже рад, что он жив, — признался однажды ночью мертвецки пьяный виконт своей любовнице Фермине. — По крайней мере, я смогу лично вырезать ему сердце. Когда кончится вся эта свистопляска вокруг адмирала, губернатор предоставит мне энкомьенду. Я найму корабль с двадцатью пушками и отправлюсь на поиски этих свиней.

— Море большое, — заметила Фермина.

— Не больше, чем моя жажда мести.

Теперь, когда с адмиралом было покончено благодаря неожиданной твердости, проявленной доном Франсиско де Бобадильей, которой никто от него не ждал, ведь в Севилье с самого начала своей карьеры он показывал слабость характера, так что возникали даже сомнения относительно его назначения. Но стоило ему только принести присягу в качестве губернатора Эспаньолы, как он не давал противникам передышки и преследовал их с таким пылом, что многие стали даже подозревать, не заинтересован ли он в этом лично.

Дело в том, что в глубине души этот мрачный и аскетичный человек жаждал свершить правосудие, поскольку неизбежно завидовал тем, кто, как Христофор Колумб, смог достичь величия, несмотря на все недостатки, и превратить свои мечты в реальность.

Как и большинству людей, принимающих себя слишком серьезно, командору недоставало воображения, и потому он ненавидел и презирал всё то, что выходило за рамки тех добродетелей, которые его приучили уважать в детстве. К тому же ему внушили, что жизнь — это нечто не поддающееся познанию.

Для Бобадильи адмирал всегда был еретиком, осмелившимся подвергнуть сомнению сложившийся космографический порядок, и вдвойне еретиком, поскольку доказал, что он был прав.

Будь Бобадилья инквизитором, он без малейшего сомнения сжег бы Колумба на костре, и в качестве королевского обвинителя также не сомневался, когда заковал его в кандалы и поместил в тюрьму.

Его ненависть, злость, обида и зависть отразились эхом во многих других людях без воображения, которые, подобно капитану Леону де Луне, признавали Христофора Колумба человеком высшего порядка, в чей тени они никогда не смогут процветать.

Виконт всячески поддерживал командора, хотя в глубине души его презирал, и проницательно разжигал в новом губернаторе самые низменные инстинкты, плел интриги и внушал ему страхи перед несуществующими опасностями. Капитан де Луна ждал, пока человек, чьи слабости он успел досконально изучить, воцарится на острове, а он сам получит бесчисленные привилегии.

Пока Колумбы находились на пути в Севилью, а их напуганные сторонники затаились, образовавшаяся пустота власти поставила виконта в выгодное положение, и он пустился в путь по извилистой тропке интриг, к тому же мог спокойно осуществить свою месть под видом высочайшего приказа.

И теперь у могучей Сораиды, столько лет ублажавшей пьяных матросов и безбашенных солдат, которую ничем невозможно было испугать, внезапно скрутило желудок, когда она встретила капитана де Луну в таверне «Четыре ветра» и поняла, что этот мерзавец, не задумываясь, порежет ее на кусочки, если узнает, что она — из тех немногих, кому известно, где сейчас находится донья Мариана Монтенегро.

— Боюсь, если это дойдет до ушей моих двух матросов, они тут же разнесут новости по всему городу, — размышляла она вслух, лежа в постели. — И готова биться об заклад, что этот сукин сын тут же обо всем прознает, ведь он только и шляется по кабакам и борделям. Одним словом, чем скорее мы вернемся домой, тем лучше.

Она смогла уговорить пятерых девиц поехать вместе с ней, рассказав им, что корабль, приставший к берегам Ямайки, якобы принадлежит некоему выходцу с Майорки, решившему переждать сезон ураганов, чтобы потом вернуться к берегам Эспаньолы и заняться ловлей жемчуга. После того как лодка, нагруженная девицами и мешками с провизией, наконец вышла в море, она с облегчением вздохнула.

Санто-Доминго теперь стал настоящим змеиным гнездом, где на каждом шагу можно было ожидать любой подлости, и лишь когда последние крыши города исчезли вдали, Сораида окончательно успокоилась.