Коре Холт - Тризна по женщине Страница 32

— Он последовал за мной в Усеберг!

Хеминг отрывает ее руки от своей рубахи, устало улыбается и говорит:

— Ты сама понимаешь, что я хочу сказать. И я не стану сердиться на твои слова, хотя ты сердишься на мои. Деревянные чурбаны вырезаны в нашем капище неискусными резчиками, и это в них самое плохое. Их надо бы вырезать заново. Вот я мог бы их вырезать! Но я ведь все равно знал бы, что они всего лишь деревянные чурбаны и единственное, что в них есть от бога, создано моими руками и моим острым резцом.

— Да, конечно, — Одни кивает. — Но мой бог все-таки последовал сюда за мной!

— Может, и так, — говорит он. — Однако из двух чурбанов я выберу тот, на котором удобней сидеть. И знаю, ни один из них не в силах помочь мне. И твой тоже.

— Мой бог — бог!

— Все это слова, Одни. Не надо…

— Хеминг, ведь ты такой умный…

— Может, потому я и не верю. Надо жить, вот и все. От рождения до смерти. А после нас будут жить другие, и в них станут жить наши мысли.

— Ты такой мужественный!

— На самом деле, это не так, Одни. Но у меня хватает мужества признаться в этом.

— Это только слова, — говорит она сердито.

— Мои и твои. Взгляни на меня…

Одни поднимает на него глаза.

— Твои слова, Одни, словно цветы, растущие на склоне. Они поют, когда их тронет ветер. По ночам в них собирается роса, днем — солнечный свет. И путь до твоего последнего слова еще бесконечен.

Хеминг пришел к помощнице смерти Арлетте и спросил:

— Ты женщина?

Она уже собралась задрать юбку, но он покачал головой.

— Нет, нет, я о другом! В свое время ты делила постель со жрецом из капища. Значит, ты его хорошо знаешь. Как ты поступала, когда хотела провести его, обдурить?

— Тебе надо его провести?

— Да. Ты умеешь молчать?

— Умею.

— Ты помощница смерти, — говорит Хеминг, может статься, в один прекрасный день ты всадишь свой нож и в мою грудь или по крайней мере взвалишь на плечо мой труп и оттащишь его в болото, браня раба, который шагая следом, вдруг отпустит мои ноги. Но кем бы ты не была, тебе, верно, приходило в голову, что и я тоже могу загнать нож тебе в грудь?

Они смотрят друг на друга.

— Я ничего не имею против тебя. Но если ты проболтаешься, твой предсмертный крик опередит то, что ты захочешь сказать.

— Сколько людей уже знают про это? — спрашивает она, и ее вопрос выдает незаурядный ум.

— Ты хочешь сказать, что, чем больше людей замешано в этом деле, тем больше опасность, что кто-нибудь проболтается? Скажу честно: слишком много. Но иначе нельзя. Слушай, Арлетта. Представь себе: идут осенние жертвоприношения. Жрец в капище, он стоит перед Одином. Королева тоже там. Жреца надо ненадолго удалить оттуда. Как это сделать?

— Я понимаю, Хеминг, — говорит Арлетта. — И считаю, что ты прав. Я тоже думала, что кому-то нужно вмешаться, и ты единственный, кто может это сделать. Но если у тебя все сорвется, мой нож не пощадит того, чьей смерти она потребует. Даже тебя.

— Так и должно быть.

— Тебе надо сыграть на его тщеславии. Скажи ему: Один всегда требует, чтобы жрец выходил из капища и окроплял кровью повозку и телохранителей.

— Разве он не знает всех законов Одина?

— Он ничего не знает. Скажи ему: ты сам говорил, что великие старые жрецы, которых Один почтил своей любовью, всегда кропили кровью и повозки и стражу. Пойди к королеве и скажи ей то же самое. Ты же знаешь ее норов. Тебе надо сыграть и на ее тщеславии.

— Мы должны сыграть на тщеславии обоих!

— Ты умен, Хеминг!

— Ты женщина, Арлетта!

— Хочешь в этом убедиться?

— Спасибо, лучше не надо.

— Ха-ха, тебе хватает твоей Одни!

— Мы должны сыграть на тщеславии обоих!

— Да. Но не забудь сперва поднести ему доброго меда. Это важно.

— Я думаю, что меня тебе убивать не придется, — говорит Хеминг и улыбается.

— Кто знает, Хеминг, кто знает. Во всяком случае, я сделаю это с тяжелым сердцем.

— И острым ножом.

Они расстаются друзьями.

Теперь необходимо посвятить и Одни в то, что скоро должно случиться. Она бросается Хемингу на шею и старается найти в памяти какие-нибудь картины из жизни в Ирландии, которые убедили бы ее в том, что он поступает правильно. Одни идет в Капище, чтобы перед осенними жертвоприношениями вымыть там стены. Хеминг советует жрецу оставить женщин с их водой и грязью.

— Вот тебе кувшин с пивом и садись здесь в тенечке. День-то какой сегодня погожий.

Жрец не перечит Хемингу. В кувшине плещится пиво, жрец засыпает под деревом, теперь он не опасен до самого вечера.

К тому времени у них все должно быть готово. Сегодня они хотят провести пробу того, что им предстоит проделать на днях. Хаке тоже здесь. Он один из посвященных.

Но к ним присоединяется и старый Бьернар, он хочет носить воду для Одни. Наверно, в глубине своей старой, измученной души Бьернар любит Одни. Если она несет что-нибудь тяжелое, он всегда предлагает ей свою помощь. Так и теперь. Хаке злится и хочет прогнать Бьернара. Хеминг умней его.

— Бьернар, — говорит он, хватит тебе надрываться. Ты всегда заботишься об Одни, но сегодня воду для нее понесу я сам.

Он забирает у Одни оба ведра и несет их.

Однако Бьернар упрям. Единственное, на что у него есть силы, — упрямство. Он бормочет себе под нос:

— Я пока еще способен дотащить два ведра, и, если не ошибаюсь, это я расчистил тропинку к капищу и убрал с нее ветки. Значит, я имею право ходить здесь, когда захочу.

— Может, его убить? — тихо спрашивает Хаке. Гордый, непостижимый Хаке, опасный своей прямолинейностью.

— Не дури, — говорит Хеминг.

— Но ведь мы должны сегодня устроить пробу?

— А что мы скажем, когда найдут его труп?

— Про какой труп вы говорите? — подозрительно спрашивает Бьернар, он плохо слышит, однако улавливает все, что для него важно. — Про тот, который я нашел на берегу моря? Люди думали, будто я взял с него серебро… — Теперь старик окончательно рассердился. Он идет за ними до самого капища и не желает возвращаться назад. Он имеет право быть здесь.

Пробу надо сделать сегодня.

Хеминг должен принять решение. Но выбора у него нет.

— Бьернар, — говорит он. — На тебя можно положиться?

— Ты можешь. Но только не Хаке…

— Хаке, Одни и я — мы все заодно. Ты знаешь, что королева велела положить к ней в курган всех лошадей?

— Всех?

— Всех. Это ее последнее желание. Но ведь и нам, остающимся в Усеберге, тоже нужны лошади! Ты знаешь толк в лошадях лучше, чем кто-либо другой. Только держи язык за зубами. Ладно? Надо придумать, как обмануть ее и уговорить не брать всех лошадей. Она должна сказать об этом своим телохранителям. После ее смерти их уже никто не остановит.