Роберт Сервис - Аргонавты 98-го года Страница 32

Да, нас недаром влекло вперед. Внезапно обогнув луку, мы издали крик радости. Перед нами был огромный багровый рубец на склоне горы ― «спуск» и, прильнув к нему внизу, как раковины на морском берегу, стояло множество палаток. Это был Золотоносный Город.

Дрожа от нетерпения, мы плыли к берегу. Наши мучения кончились. Наконец-то мы добрались в наш Эльдорадо.

Множество праздношатающихся вышло нам навстречу. Они были как-то странно спокойны.

― Как насчет золота? ― спросил Блудный Сын. ― Много ли земли осталось для заявок?

Один из них презрительно посмотрел на нас.

― Эй, вы, чичагцы, отправляйтесь-ка лучше домой. Здесь не осталось и фута земли для заявок. Все вокруг было занято в прошлый наплыв. Осталась лишь грязь. Делать совершенно нечего, и на каждую работу находится десяток желающих. Дело не стоит выеденного яйца. Вы, чичагцы, поезжайте-ка лучше домой!

Да, после всех трудов, всех терзаний нам лучше было вернуться домой. Многие уже готовились к этому. Что же будет с той огромной надвигающейся ордой, авангардом которой были мы? Что будет с неистовой ратью, войском Чичаго? На сотни миль озера и реки были белы от их причудливых лодок. За ними шли еще тысячи и тысячи других, пробивающихся через проклятие москитов, согбенных под своими безжалостными ношами. Без отдыха, не сдаваясь, одушевленные надеждой, они карабкались по тропинкам и бросались в стремнины. Они тонули в реках, они гибли в болотах. Ничто не могло остановить их. Золотой Магнит притягивал их. Жажда золота горела в их сердцах.

И это был конец! Для этого они заложили имущества и разбили сердца. Для этого они сталкивались с опасностями и переносили лишения, чтобы услышать совет вернуться. Страна выбирала своих людей. Все время она отбрасывала слабых. Теперь малодушные вернутся. Этот край был только для сильных.

Воистину жестоки испытания Золотого Пути.

Книга третья

ЛАГЕРЬ

Глава I

Я всегда буду помнить свой первый день в золотом лагере. Мы были на самом фронте армии аргонавтов, но все же тысячи их успели опередить нас. На низине и у устья Бонанцы была куча хижин; лачуги и палатки лепились по склонам, рассыпались на высотах и снова скоплялись на отлогом спуске к Клондайку. Сильное оживление носилось в воздухе. Лагерь жил, бродил, кипел неукротимой динамической энергией. Город, собственно, состоял из одной улицы, тянувшейся вдоль берега. Она была необычайно запружена людьми, из стороны в сторону, из конца в конец. Они толпились у порогов странно не гармонировавших между собой зданий, толкались на заполненных тротуарах. Всевозможные лавки, салуны, игорные дома процветали в изобилии, и в одном только квартале помещалось до двенадцати танцулек. Тем не менее все они, казалось, благоденствовали.

Много учреждений помещалось в палатках. В огромном парусиновом сооружении находилась контора для обмена золотого песка. Большой бревенчатый амбар вмещал кафешантан. Невзрачные лачуги дерзко лепились около претенциозных трехэтажных гостиниц. Получалось впечатление причудливого стаккато.

Все носило характер гротеска, чего-то временного, случайного. За главной улицей находился квартал красных фонарей, а за ним снова черное болото ― родина лихорадки и москитов.

Толпа, оживлявшая улицы, поражала своим космополитизмом. Она состояла большей частью из рослых бородатых мужчин; одни из них имели вид полнокровных завсегдатаев ресторанов, а другие носили изменчивую бледную маску игроков. Встречал я также множество женщин, наглых, развязных, хищных существ ― шуршание шелка и струя духов. До полуночи я блуждал по большой улице, но темнота не спускалась, и крикливая жизнь не замирала. Я искал Берну, но найти ее в этой жужжащей толпе было так же трудно, как отыскать иголку в куче соломы. Эти люди с острым взглядом и оживленными разговорами о заявках и золотом песке не могли мне помочь; оставалось только ждать. Итак, с настроением, падающим к нулю, я стал ждать.

Мы убедились, что земли для заявок, действительно, было мало. Правила рудокопства были очень сбивчивы и часто менялись. Несколько ручьев были совершенно закрыты для работ. Но новые россыпи открывались то и дело, и горячка поднималась вновь. Так что после долгих споров мы решили сохранить наше право на заявку, пока не представится хороший случай. Это было горькое пробуждение. Как и все остальные, мы ожидали найти почву, содержащую золото от корней травы. Оказалось, что нужно было потрудиться, и мы хотели во что бы то ни стало сохранить бодрость духа. Банка Варенья уже покинул нас. Он работал где-то в Эльдорадо, копая в запруде золотой песок за десять долларов в день. Я решил последовать за ним. Джим также собирался искать работы, тогда как Блудному Сыну мы поручили блюсти наши интересы и занять или купить хороший участок.

Так мы порешили, сидя в нашей маленькой палатке близ берега. Мы были в скоплении палаток. Берег почти побелел от них. Быстро было трудно двигаться: спотыкаешься о веревки и колышки. Каждая вновь подъезжавшая партия должна была удаляться все дальше в поле, чтобы найти место для стоянки. А они приезжали ежедневно тысячами. Берег на протяжении мили был покрыт лодками в пять рядов. Лодки втаскивались повыше, высушивались на песке и превращались в жилища своих владельцев. Тысячи печей красноречиво свидетельствовали о бобах и свинине. Я встретил как-то человека, несшего домой добычу ― кусок мяса. Оно висело у него на руке, как полотенце, так как бумага была большой редкостью.

Но сколько их, прослонявшись по этой бесконечной улице с ее грязью, с ее бурлящей жизненной пеной, ревом граммофонов и блеском кафешантанов, начинало тосковать по своим южным родинам. Разочарование отражалось на их загорелых лицах. Здесь было совсем не то, что в пути. Казалось, будто после всех усилий они наткнулись на каменную стену. Делать было нечего, земли для заявок не оставалось, и только тяжкий труд, самый тяжкий в мире, ожидал их.

К тому же страна была во власти шайки развращенных чиновников, которые пользовались общественными учреждениями для собственного обогащения. Льготы давались фаворитам тех, кто находились у власти, концессии продавались, торговля спиртными напитками разрешалась, и на свободного рудокопа сыпались всякие злоупотребления. Всюду была продажность, несправедливость и взыскательность.

― Возвращайтесь, ― говорил кто-нибудь на улице, ― горные законы упразднены. Все участки забронированы. Даже если вам удастся найти что-нибудь хорошее, проклятые разбойники, правительственные акулы, выставят вас оттуда в два счета. Здесь нет настоящего дела. Они дерут с вас налоги за разработку приисков, налоги за срубленное дерево, за продажу рыбы, скоро они обложат нас налогом за то, что мы дышим. Возвращайтесь.