Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза Страница 32

Русское дворянское платье начали носить не более 100 лет тому назад. Однако, на Дону так привыкли к русскому головному убору и польскому покрою мужского платья, что, когда побросали кички и начали показываться в куртках, то старики, особенно же старухи, впали в уныние, многие ждали светопреставления. Другие говорили, что такие «куцефаны» потеряют добытую дедами славу, что они добровольно отдают себя в солдаты. Точно также ожидали светопреставления, когда впервые показалось женское дворянское платье, на него сбегались смотреть, как на что-то страшное. Однако, все прошло благополучно: тихий «Дон Иваныч» в тех же берегах и так же плавно обтекает казацкую землю, как и сотни лет тому назад.

Как донцы постояли всем войском за русскую землю

Близ Ковно, 12-го июня памятного 1812 года 300 поляков переправились на лодках через Неман и заняли на этой стороне небольшую деревушку Понемуни. Лейб-казачий разъезд отошел к лесу. Несколько десятков выстрелов нарушили сонную тишину пустынных берегов и возвестили вступление Великой французской армии в пределы России. Донцы первые ее встретили, последние проводили. В эту тяжелую годину сыны Дона сослужили такую службу, которая останется навсегда памятной русскому народу. Пока Великая армия была в силе и устройстве, они носились вокруг нее как стаи скворцов, норовя, с какой бы стороны ее ущипнуть; когда же она ослабела, казаки терзали ее по кускам, как орлы терзают хворого быка. И это случилось за каких-нибудь 7 месяцев – пример небывалый!

При открытии военных действий находилось 50 донских полков, или до 30 тысяч казаков, кроме артиллерии; летучий корпус Платова составляли 14 полков, прочие были разбиты по корпусам. Служба донцов началась разрушением мостов, порчей пути, истреблением продовольствия, так что французы сразу почувствовали тягости похода. Этого мало. Казаки не только их удерживали, но, где только можно было, дрались отчаянно, «скрутя головы». Платов получил приказание прикрывать своими казаками движение Второй армии, князя Багратиона, спешившего из Литвы на соединение с Первой армией.

В авангарде короля Иеронима, брата Наполеона, двигались три полка улан от Новогрудка к Кароличи (Минской губернии), а там стоял тогда Платов. Поляки, не зная казачьих сноровок, шли беспечно; по обе стороны дороги раскинулся кустарник, между которым торчали тощие деревья. Вдруг, одновременно на обоих флангах, появились казаки – полки Иловайского 5-го и Карпова 2-го. Они сбили улан, многих перекололи, остальных прогнали к Новогрудку, где находилась квартира короля. Эта первая схватка подняла дух казачий; на счет ее у них сложилась хорошая примета. На другой день Платов угостил засадой. Сотня донцов должна была прикрывать путь, а по сторонам дороги засели отборные казаки. Польские уланы, под начальством генерала Турно, пустились в погоню за последней сотней, причем, конечно, растянулись, частью рассыпались и в эту минуту очутились среди вытянутых пик. Более 200 человек попало в плен, сам Турно, однако, ускакал; за ним гнались около 15 верст. Ослепление поляков было так велико, что они на следующий день наскочили на такую же точно ловушку. Тогда король вместе с командой выдвинул пехоту и артиллерию. Багратион приказал задержать их во что бы то ни стало, дать время выступить нашим обозам из Слуцка. И тут казаки отличились. Они два раза встречали атаки неприятельской конницы и оба раза прогоняли ее вплоть до пехоты. Поле сражения – в семи верстах от Романова – покрылось убитыми, ранеными; 1-й Конноегерский полк был тогда совершенно истреблен казаками: он потерял 500 человек, не считая офицеров.

Так, в продолжение целого месяца, казаки прикрывали опасное движение Второй армии, между двух французских корпусов, маршала Даву и короля Иеронима. Багратион же, под защитой донцов, хотя с большим трудом, но дошел до Бобруйска. Здесь атаман получил приказание: после переправы через Днепр идти на соединение с Первой армией. И тому, и другому главнокомандующему одинаково хотелось иметь донцов при себе. Однако, казаки сослужили еще раз Багратиону. Переправившись через Днепр, они снова повернули назад и малыми отрядами одновременно появились в разных местах – под Могилевом, в Шклове, Копысе, под Оршей. Подобно огню охватили донцы огромное пространство, примерно на 100 верст, причем обыскали все деревушки, появлялись на всех дорогах, истребляли фуражиров, мародеров и все то, что ими было собрано.

Вся эта сумятица в тылу французской армии продолжалась несколько дней; маршал Даву решительно потерял голову: этот смелый набег сбил его с толку; он недоумевал: где же, наконец, русские? А, между тем, Багратион благополучно проследовал через Мстиславль навстречу Барклаю, который шел от Витебска. В Смоленске, как известно, обе армии соединились. Так как казакам часто случалось заставать французов врасплох, гоняться за ними по следам, то они первые увидели, как неприятель грабит селения, разоряет дворянские усадьбы, насилует жен и дочерей, истязает не только крестьян, но и священников, допытывая их, где лежат сокровища; наконец, как французы оскверняют храмы Божии, не щадят ни икон, ни сосудов, ни одежд. В одном селе казаки видели, что французы мыли и развешивали на образах исподнее белье. Все это казаки оповестили на всю русскую землю, чем еще больше распалили к ним ненависть.

В то время, когда русские люди, по призыву Монарха, снаряжали ратников, сносили свое достояние на спасение Отечества, тихий Дон ополчался поголовно. Как во времена «всеобщего сполоха», донцы оповещали население станиц и хуторов, что враг пришел в несметном количестве, что они похваляются пройти до берегов заветного Дона, искоренить казачество. «Если Бог, говорили они, попустит врага осквернить своим присутствием казацкую землю, тогда не пощадит он ни жен, ни детей наших, поругает он храмы Господни, встревожит прах отцов наших и смешает горячую казацкую кровь с волнами тихого Дона, атаман призывает всех верных донцов встать на защиту царя и Отечества!»

Зашумел, заволновался Дон. От верховых до низовых станиц раздался единодушный клич: «Скорее помрем, чем выдадим Россию и тихий Дон на поругание французу!». И вот, без царского слова, лишь по призыву атамана, старые и малые, бедные и богатые, спешили обрядиться по старинному обычаю. Седые казаки, сподвижники Румянцева, Вейсмана, Суворова, давно проживавшие