Меч и ятаган - Дэвид У. Болл Страница 32

– Смотри не попадись на глаза жандармам, – сказал Лука, склонившись над огнем, распространявшим по дому приятное тепло.

Добывать гуано оказалось проще и быстрее, чем собирать хворост, и теперь Мария могла проводить все свободное время с Еленой. Она оставалась у нее всего на несколько часов, чтобы избежать лишних вопросов дома. С каждым днем ей становилось все приятнее приходить в пещеру, хотя она до сих пор побаивалась встретить Виллано. На дороге они вряд ли бы столкнулись, потому что Мдина находилась к западу от пещеры, а Мария жила на севере, но она все равно старалась уйти задолго до его возвращения. Остальные как будто бы вообще забыли о происшествии, из-за которого она узнала о существовании Мекор-Хаким. Словно все это ей просто приснилось.

У Элли и Фенсу детей не было, и они приняли ее как родную. Фенсу даже сделал ей подарок – кожаные ножны для ножа, который Мария носила за поясом. Умение работать с кожей было лишь одним из его многочисленных талантов. Вообще-то, он был плотником, но казалось, руками может сотворить что угодно. Он умел работать с железом и мог подковать лошадь, поставить капкан на куницу, починить свою одежду или сделать детям деревянный волчок. Иногда он работал на ремонте галер у рыцарей или промышлял мелкими работами у знати в Мдине. Тогда ему приходилось надевать на голову желтую повязку, которая показывала, что он еврей по рождению. Бóльшую часть времени работы не было вообще, а если и была, то не для евреев, пусть даже и принявших христианство.

Фенсу сооружал ловушки для крабов и развешивал их на веревках прямо на скалах у пещеры. Дважды в неделю он доставал их из воды, и в сетях мелькали красные клешни. Фенсу отвозил крабов в Биргу и менял на сардины и треску. Когда Мария спросила его, почему он меняет такую изысканную еду на обычную рыбу, он объяснил ей, что бóльшая часть его улова – крабы, ежи и кролики – относилась к существам, которых в Библии есть запрещено. Однако Фенсу довольно практично относился не только к религии, но и к еде. При угрозе голодной смерти, сказал он, библейскими ограничениями можно было бы и пренебречь, например, если бы у них на хвосте были жандармы. «Я бы скормил своей семье целую свинью, от пятачка до хвоста, но не дал бы им умереть с голоду, и Бог бы меня не осудил. Он любит, чтобы евреи оставались в живых». Образ мышления Фенсу казался Марии удивительно практичным, хотя и богохульным.

Пещера идеально подходила для защиты от корсаров, к тому же Фенсу много всего делал для того, чтобы еще лучше спрятать их от посторонних глаз. Со стороны холма вход прикрывал крутой склон, а со стороны моря – скалы необычной формы, которые Мария видела, когда пришла сюда в первый раз. Вход в пещеру был довольно маленький – туда едва мог протиснуться взрослый человек. Два выхода, выдолбленные в скале и находившиеся в задней части пещеры, обеспечивали хорошо скрытые пути отступления, которые вели в ущелье. Примерно раз в месяц Фенсу проводил в пещере учебную тревогу, и тогда все обитатели пещеры тренировались заряжать и стрелять из старинных пистолей и арбалетов, имевшихся в их арсенале. С пистолями тренировались понарошку, чтобы не тратить зря драгоценный порох. Женщин и детей учили метать камни и ножи, в караул по очереди ходили все. Пушек и рыцарей у жителей Мекор-Хаким не было, но чувствовали они себя в безопасности. «Биргу защищает лишь хлипкая крепостная стена, – хвастался Фенсу, – а мы под охраной самого острова и его скал!»

Однажды Мария попала на один из таких учебных дней, и Фенсу обрадовался, увидев ее.

– Отлично! Детям как раз надо поупражняться, и им нужна мишень! – заявил он, вручая ей деревянный меч. – Захвати этот остров, будь добра, – спокойно попросил он.

Мария двинулась в сторону пещеры от линии прибоя и вышла на берег, храбро размахивая мечом. Тридцать восемь раз дети подстрелили ее из разнообразнейшего воображаемого оружия, но она не сдавалась. Фенсу и Элли захлопали в ладоши, увидев ее несгибаемость и храбрость. Мария сдалась, только когда Елена с детьми схватили ее и бросили обратно в море, а потом вытащили. Остаток дня провели на каменистом берегу и ели только что пойманную и запеченную на углях рыбу. После обеда снова была практика с оружием, а потом принесли скрипку и цимбалы, что означало танцы до наступления ночи.

Елена сказала Марии, что название пещеры Мекор-Хаким означает «источник жизни», но Мария про себя решила, что на самом деле это означает «источник бесконечных тайн». Как только ей открывалась одна, за ней тут же следовала другая. Как-то раз Мария играла с детьми в прятки и в одном из верхних коридоров за кучей камней нашла какой-то мешок из рогожи и заглянула в него.

– Это шофар, – объяснила ей Елена. – Фенсу сделал его из бараньего рога. Он играет на нем на Рош ха-Шана и Йом-Кипур.

Елена попробовала поиграть на нем, но ей удалось произвести лишь слабый писк. У Марии получилось чуть лучше – похоже на блеянье голодной овцы, и девочки расхохотались.

Однажды они долго шли по одному из верхних коридоров, а потом Елена остановилась, запустила руку в узкую расщелину и осторожно вытащила оттуда какой-то сверток. Она бережно развернула его, и Мария ахнула от восхищения. Голуби порхали над галерами, все двигались в какую-то далекую страну с ласковыми зелеными холмами и широкой рекой.

– Это называется мизрах, – сказала Елена. – Элли нарисовала. Мы вешаем ее на стене, указывающей в сторону Иерусалима, чтобы знать, в каком направлении молиться.

Самой ценной реликвией была «Мегилла» – свиток, который передавался из поколения в поколение в семье Элли. Он был покрыт письменами на иврите. Никто из обитателей пещеры не умел читать на этом языке, но мать Элли однажды рассказала ей отрывок из Книги Руфь. Потом у них дома случился пожар, в котором свиток выжил, а вот родители Элли – нет. Теперь свиток бережно хранился завернутым в пропитанную маслом ткань в нише над менорой.

В другом мешке был изысканный серебряный ларец, украшенный филигранно исполненными ветками мирта и ивы.

– А это – этрог… – начала Елена, и тут у них за спиной появился Фенсу!

– Раньше это был уродливый подсвечник, принадлежавший Ингуанесам.

Эта фамилия была знакома Марии – знатная семья из Мдины, одна из самых влиятельных на острове.

– Они тебе его подарили? – спросила она.

– Да они даже не знали, что он у них есть, – рассмеялся Фенсу. – Пылился где-то в сарае за конюшней вместе с сотней подобных вещиц. Я вынес его из тьмы и превратил в то, что помогает славить Господа.

Наконец до Марии дошло, что имелось в виду, и Фенсу ухмыльнулся, заметив выражение ее лица. У знати в Мдине было и так слишком много богатств, поэтому Фенсу время от времени, работая в их роскошных домах, не отказывал себе в удовольствии позаимствовать хрусталь, серебро, медь или латунь. А потом при помощи ювелира Коула Фенсу переплавлял металл в более практичные и менее узнаваемые формы. Этрог оказался лишь одним примером. Из набора латунных блюдец Фенсу смог сделать потрясающую менору, а хрусталь перепродавали или пользовались им сами.

– Мы единственные на всем острове, у кого есть хрустальная ночная ваза, – хвастался Фенсу.

На заработанные деньги он покупал все самое необходимое, но всегда что-то отдавал нуждающимся семьям. «Даже настоящим язычникам», – сказал ей он.

Снова Мария всю ночь пролежала без сна, беспокойно ворочаясь.

Они – евреи и воры.

Ее трясло от страха. А вдруг адский огонь в два раза горячее, если ты согрешил дважды?

Несмотря на все ее молитвы, Бог хранил молчание и не спешил высказывать свою волю по данному делу. К утру Марии после долгих размышлений удалось самостоятельно уменьшить тяжесть совершенных евреями преступлений до мелких и незначительных. Она, конечно, испытывала благоговение перед знатью Мдины, но особого дела до них ей не было. Каменщика, который работал вместе с отцом, переехал на экипаже один из сыновей Ингуанесов, и несчастного разорвало пополам в буквальном смысле этого слова. Отец сказал, что жертве выплатили сумму достаточную, чтобы прокормить крысу. И как после подобного поступка осуждать Фенсу? Во всем этом даже была какая-то своеобразная справедливость, которая нравилось Марии. Как будто Фенсу просто немного перераспределил богатства, почему-то скопившиеся в руках