Олег Северюхин - Личный поверенный товарища Дзержинского Страница 33

Я вместе с Марией занялся доставкой послания, а Александр Васильевич подбором места и подготовкой легенды встречи.

Сама поездка из Франции в Германию вызывала косые взгляды у французов. Мария была в траурных одеждах, я был в чёрном, понятно, что у людей горе и не от хорошей жизни им приходится ехать к главному врагу французов. Мы ехали под легендой поиска родственников Марии в одном из лагерей военнопленных, которые потихоньку уже начали освобождаться от постояльцев.

Хорошо налаженные связи в Германии уже стали нарушаться. Стоит ослабить работу на каком-то направлении, как жизнь начинает вводить коррективы. Первого канала связи не существовало вовсе в связи с гибелью доверенного человека. Дублер лежал в больнице и ничего не мог сделать. Был ещё третий канал, так на всякий случай, так вот этот случай и пришёл в период послевоенной разрухи и хаоса.

На обусловленную встречу пришёл молодой человек из вечных студентов. Такой человек готов учиться всю жизнь, чтобы потом, к концу жизни изречь нечто нетленное философское, типа — век живи, век учись, а дураком помрёшь или прутковское — нельзя объять необъятное; зато этот человек всегда готов войти в революцию или в любую авантюру, которая позволит в одночасье стать всем ни из кого. Вот этому человеку мы и отдали пароль для связующего звена в министерстве иностранных дел о том, что есть сообщение. Само сообщение мы могли отдать только при получении ответа на пароль и сигнала, что канал передачи сообщения открыт.

Целую неделю мы ждали ответа на пароль, попутно знакомясь с тем, как живут в настоящее время немцы. По поводу трудностей сказано было много, но каждый немец считал себя оскорблённым и мечтал, что когда-нибудь они поднимутся с колен и покажут всему миру кузькину мать.

На пятый день нашего пребывания в Германии нас вызвали в полицай-президиум для проверки документов и выяснения причин появления здесь. Проверка была тщательная. Кто-то донёс полиции о неизвестных людях, интересующихся русскими военнопленными. Ночь мы провели в полицай-президиуме, сидя на лавках в разных комнатах. Утром нас отпустили и извинились за доставленные неудобства. К вечеру прибыл наш связной с паролем и условиями явки через день.

В условленном месте, в кафе, мы встретились с советником германского МИДа. Мне мельком приходилось видеться с ним на одном из раутов в Чехии.

— Мы рады, герр Казанов, что Россия и Германия больше не являются противниками, а стали союзниками в прорыве антантовской блокады, — сказал он. — Извините нас за проверку, но в нашем деле должна быть большая осторожность, чтобы не вызвать скандала в международных делах.

Глава 41

Неофициальная встреча советских и германских представителей прошла в одном из курортных городков в Испании. Не было никакой помпы, протокола, флагов и прочей атрибутики, которой сопровождаются форумы и митинги.

Естественно, что по результатам встречи не было ни коммюнике, ни отчётов. Все действо было на словах. И договорённости на словах. Слова тогда значили больше, чем бумаги. Потом было Рапалло и международное признание Советской России.

Сказать, что наша работа была простой, это вообще не сказать ничего. Работа была очень сложной. Мы находились за границей как русские, а, следовательно, как возможные агенты ВЧК. А мы и были агенты ВЧК. Но мы не должны были дать даже малейшего повода для того, чтобы подозрения спецслужб нашли подтверждение.

Любой «прокол» мог привести к расшифровке. Нельзя дать повода заподозрить нас в том, что мы являемся тайными курьерами высшего советского руководства. Так мы бы попали в поле зрения не только французских спецслужб, но и спецслужб других государств как носители высших секретов, которые являются сильным орудием в политической борьбе за власть.

Мы должны быть в стороне от эмиграции и белогвардейские организации, которые организовали террор против советских представителей. Каждый день мы должны быть в одной и той же маске и не дать усомниться в том, что это не маска, а само лицо.

Для недалёких людей разработаны правила детектива, где должна быть обязательная интрига, драка, перестрелка и погоня. Читателей потчуют рассказами о провалах агентов, которые хлопают дверью, перед тем как уйти. Если по-честному, то такие действия приносят больше вреда, чем пользы для того государства, которое они представляют.

Костоломы из спецназа решают именно те задачи, для которых они готовятся. А разведчиков готовят за книжками в библиотеках, а не в спортзалах и на стрельбищах.

Кому-то предназначено работать головой, привлекая к решению своих задач других людей. Кому-то предписано играть мышцами в поединке с такими же сотрудниками, как и они.

Никогда разведчик не соревнуется со спецназом и никогда спецназ не работает против разведчика, разве что спецназу поставят задачу арестовать загнанного в угол разведчика, прекрасно понимая, что умный человек может найти выход из любой ситуации.

Более серьёзной проблемой была эмиграция и офицеры потерпевшего поражение Белого движения. Говорят, что после драки нельзя махать кулаками, но в любой ситуации нельзя утрачивать способность к анализу. Я ни с кем не делился своими мыслями о причинах поражения Белых армий, которые были лучше вооружены, чем части Красной армии. Гражданская война это война лозунгов и идей, а не пушек. Идеи большевиков получили большую поддержку народа, с помощью которого и был создан перевес сил на всех фронтах. Идея единой и неделимой России потерпела поражение от идеи права всех наций России на самоопределение. Хотя потом большевики засунули это право в долгий ящик.

У наводнивших Западную Европу эмигрантов только и было разговоров о прошедшей войне и воспоминаний о прошедшем времени. Ностальгические разговоры приводили к тому, что от нечего делать все стали меряться своим происхождением, выяснять, кто из каких родов и чьё дворянство древнее и прочее, не понимая, что Западу глубоко наплевать на всё российское дворянство и что Запад смотрит на содержимое кошелька, а не на древность титула.

Жить в эмигрантской среде и быть изолированной от неё нельзя. Полковник Борисов среди эмигрантов был белой вороной. Он не поддержал Белое движение, выступал против гражданской войны и вообще в лице сражавшегося офицерства и бежавших от революции людей выглядел предателем.

Мы, поддерживавшие с ним приятельские отношения, были как бы пособниками предателя. Отсутствие у меня офицерского звания и моя принадлежность министерству иностранных дел как-то избавляла меня от упрёков, но вот повышенное внимание к Марии было опасным. Все кумушки старались выяснить, кто она и из какого рода и вообще подвергали сомнению её дворянское происхождение.