Евгений Рогачев - Рогнеда. Книга 1 Страница 33

— Споймали?

— Конечно, споймали. Слава тебе Господи — не дали уйти душегубице. Сидит теперь у посадника под замком, своего часа дожидается. Говорят, не одна она была, а целая ватага их. А за атамана она, девка, значит, эта. Имя у нее какое-то мудреное, не нашенское — заморское. Одно слово — ведьма. Тьфу!

— Господи, что деется! — Ефросинья троекратно перекрестилась на видневшиеся неподалеку золоченые купола церкви.

— Вот и я о том же…

Такие разговоры, обрастая небылицами и присказками, будоражили народ. Все сходились в одном: тяжкие времена настали для Руси Великой, раз уже простые бабы принялись вместо мужиков кровь пускать.

Да и то правда. Самое ужасное, что до этого здесь могло произойти, так это драка пьяных мужиков возле корчмы, что держал фрязин Алевиз. Там, бывало, и кровь лилась. Но это дело житейское, обыденное, привычное. На это и внимания-то обращать не стоит. Побаловались мужички, спустили дурную кровь, да и расползлись по своим избам. Бывает! И даже страшные проделки московского царя сюда, на окраину Русского царства, долетали с таким опозданием, что казались уже и не страшными вовсе. Но чтобы дворовая девка зарезала своего барина? Кормильца и благодетеля? Нет, о таком еще не слыхивали в древнем городе Борисове!

Поэтому и гудело который день торжище, передавая из уст в уста всякие подробности. Бессильны тут оказались посадские стражники, призванные пресекать непотребные слухи, могущие привести к смуте. Всем рты не позатыкаешь.

В это время та, о которой судачил народ, сидела в темном подвале и гадала, что с ней будет далее. Меньше всего Рогнеда, — а именно так звали девицу, заточенную в подземелье, боялась смерти. Помнила она слова старой ведуньи, что жизнь ее оборвется только тогда, когда узрит она на небе таинственный знак. Как он будет выглядеть и когда это произойдет, старуха не сказала. А поведала только, что увидит она его обязательно. Знака не было, а, значит, и бояться нечего. Ни тени страха не было на лице Рогнеды, хотя знала она, что грех этот тяжким грузом будет давить все время, что ей отпущено ходить по земле. Но, видит Бог, не ее в том вина.

Сквозь спутанные волосы Рогнеда обвела взглядом небольшое помещение с низким сводчатым потолком. Ни лавок, ни скамеек. Напротив — маленькая арочная дверь, из-за нее едва пробивается свет, не рассеивая мрак внутри темницы, а наоборот — сгущая его. В углу ворох прогнившей соломы, на которой лежала пленница. Рогнеда притронулась рукой к холодному, склизкому камню. Скольких колодников видели эти выщербленные стены, покрытые плесенью? Сколько человеческих душ было здесь загублено, так и не увидев дневного света? Рогнеда поежилась, почувствовав, как сквозь худую одежонку вместе с холодом в душу закрадывается страх. Может, ошиблась старая ведунья? И ей суждено, как и многим другим, закончить свои дни здесь, под землей?

Рогнеда пошевелилась, пытаясь согреться, на руках и ногах слабо звякнули цепи. Невыносимо хотелось пить. Пленница встала на четвереньки и поползла, обдирая колени, туда, где заметила лужицу воды. Но длины цепей хватило только на половину пути. После нескольких неудачных попыток, шепча проклятья, бросила эту затею.

Пленница вновь привалилась к стене, прикрыла глаза.

Стояла тишина, ни одного звука не доносилось в темницу. Только возле двери, у самого потолка набухали водяные капли. Тяжелея, они падали вниз, врываясь в мозг звенящим ударом. Так повторялось раз за разом. От этой монотонности хотелось выть, и Рогнеда почувствовала, что сходит с ума. Она зажала уши руками и так сидела, раскачиваясь из стороны в сторону.

Страх понемногу овладевал ею все сильнее и сильнее. Она уже не знала, сколько сидит в этом каменном мешке и потеряла счет дням. Прошлая жизнь отдалялась, все больше напоминая сон. В один из дней она спросила себя — что она такого сотворила, что ее обрекли на такие муки… И — не смогла ответить. Она забилась в истерике, но тут заскрипела дверь, тяжело отошла в сторону, и на пороге появилось два стражника.

— Жива еще? — вполголоса спросил один, всматриваясь в темноту.

— Жива, — ответил его более глазастый товарищ. — Вишь, как глазищами зыркает. Одно слово, ведьма.

Стражники потоптались на месте, не решаясь подходить ближе. Оба были закаленными в боях воинами и в сражении не знали страха. Приходилось ходить и на усмирение непокорного Новгорода, и взбираться на высокие Казанские стены, но здесь, перед злыми чарами этой ведьмы — робели. Превратит еще в лягушку или в скользкую, противную змею. Проживешь тогда весь век тварью непотребной. Господи, спаси и сохрани!!!

Наконец тот, что постарше, нащупал на груди оберег, сжал в потной руке, прошептал слова молитвы, должные уберечь его от колдуньи, и стал сторожко подходить к пленнице. Его товарищ, держа в руке чадящий факел, остался у порога.

Стражник надвигался как скала, а в больном воображении Рогнеды он предстал, как огнедышащее чудище, готовое сожрать ее всю без остатка. Гремя цепями, она отползла к стене и, наткнувшись на холодный камень, замерла.

— Вставай, ведьмино отродье! — Стражник вынул из ножен короткий меч, кольнул Рогнеду в бок. — Настало твое время. Ждут тебя щипцы острые, да плети жесткие. Хватит, попила кровушки! Подымайся, кому говорят!

Только тут он заметил на руках и ногах Рогнеды железные оковы. Чертыхнувшись, загремел ключами, висевшими у пояса. Найдя нужный, встал на колени и, настороженно косясь на пленницу, отпер замки. Вначале те, что на руках, затем ножные.

— Ну вот. — Стражник поднялся, позвал через плечо: — Андрейка, подь сюда. Хватай ее под руки. Посадник ждет. Получим мы с тобой плетей за промедление. Сам знаешь, как он круг бывает. Давай, не медли. Да не трясись ты так!

Вдвоем с Андрейкой они подхватили Рогнеду и, вздернув, поставили на ноги. За время заточения волосы пленницы отросли еще больше и спутанными космами висели вдоль худого, едва прикрытого тела. Она и впрямь стала похожа на ведьму. Куда и девалась давешняя красота, сведшая с ума Василия, сына Твердислава? Оставила она ее в темном каземате, на прогнившей соломе.

Рогнеду проволокли по темным коридорам, втолкнули в пыточную комнату. Женщина споткнулась, упала на колени. Два дюжих молодца тут же схватили ее под руки, повалили на скамейку, сноровисто продели руки и ноги в железные кольца, прибитые в поперечные края скамьи. Прижав голову, защелкнули на шее ошейник. Затрещала материя, оголяя спину.

— Все готово, боярин! — Услышала Рогнеда сквозь пелену страха.

Она хотела закричать, но из груди вырвался только слабый стон. Рогнеда поняла, что сейчас ее будут истязать, и она умрет, корчась от боли. А умирать не хотелось. Где-то в глубине души еще теплилась искорка надежды. Может, все это сон? Вот сейчас она откроет глаза, и все пропадет: и пыточная камера, и стражники, от которых так дурно пахнет, и все, все вокруг. Она опять окажется в руках любимого, как тогда, ранее. И не будет боярина Василия и той страшной ночи, когда она взяла грех на душу.