Поль Феваль - Карнавальная ночь Страница 33

– Он и в самом деле великолепен! – сказал король Комейроль.

Бофис, стоявший за спиной Маргариты, наклонился к ее уху:

– Ох и отомстим же мы этому невеже, а, дорогуша? – Затем он громко добавил покровительственным тоном: – Благословляю вас, дети мои. А сейчас пора спать. Мы отлично поработали сегодня.

В этот момент на лестнице раздался веселый молодой голос: «Эй! Контора Дебана!» Дверь сотряслась от раскатистого стука.

– Леон Мальвуа! – воскликнул Комейроль. – Дорога ложка к обеду, а сейчас мы уже сыты.

Господин Бофис велел открыть дверь и сделал знак присутствующим молчать.

Леон был в обычном платье, в руке он держал две шпаги, завернутые в плащ.

– Кто соизволит быть моими секундантами? – сказал он. – Здравствуйте, друзья! Здравствуй, Маргарита. Вы уже поужинали? Тогда давайте завтракать. Некий благородный простофиля ждет меня в двух шагах отсюда, за кладбищем Монпарнас, для того чтобы убить, потому что он нашел в ногах моей постели косынку вот этой девицы.

И, смеясь, он указал пальцем на Маргариту.

Воцарилась глубокая тишина. Маргарита стояла неподвижно, словно статуя. Жулу поднялся. Глаза его пылали благородным гневом и одновременно какой-то мрачной радостью.

– Господин Леон де Мальвуа, – отчетливо произнес он, – человек, который должен был вас ждать за кладбищем Монпарнас, мертв. Он оскорбил мою жену, и я его убил. Вас я тоже собираюсь убить, господин Леон де Мальвуа, потому что вы только что оскорбили мою жену!

Волнение охватило присутствующих. Господин Бофис подмигнул, глядя на Маргариту. Смертельная бледность покрыла ее лицо.

– Не беспокойся, – продолжал Жулу, становясь все более величественным. – Если я принадлежу всем, кто здесь есть, то и они принадлежат мне, кроме господина Леона де Мальвуа, отважного и знатного молодого человека. Возвращайся домой. Мы выйдем отсюда вшестером – два дуэлянта и четыре секунданта. Все будет так, как положено между честными людьми. О том, что господин Леон де Мальвуа видел, слышал или догадался сегодня утром, он никогда никому не расскажет!

В МОНАСТЫРЕ

Как известно, орден сестер милосердия был создан не для устроения больниц, но для ухода за больными на дому. Близость улицы Нотр-Дам-де-Шан и добрая репутация славных сестер внушили офицеру полиции спасительную мысль постучаться в их дверь. Оказавшись на пороге обители, офицер вдруг обратил внимание на костюм мертвеца и заколебался. У него возникли опасения, что выйдет ненужный скандал и что не слишком благопристойно вносить в монастырь, где нет даже больницы, труп несчастного молодого человека, саваном которому служит карнавальный костюм. Офицер был в затруднении. Студент-медик вновь подтвердил, что Буридан несомненно мертв. Среди сопровождающих одни посмеивались, представляя себе набожных сестер, вдруг оказавшихся в присутствии героя «Нельской башни», другие, по преимуществу женщины, сердились и говорили:

– Ничего страшного не случится, если мы потревожим немного этих бездельниц!

Дамы, разгуливающие по Парижу в карнавальную ночь, наделены добрым сердцем, как и все дамы на свете. Но, как они сами о себе отзываются, «они не ханжи», чем и объясняется недостаток в них уважения к тем вещам, которые принято уважать. Милосердие мстит им: в их последний час именно святые сестры преклоняют колена у изголовья их тощих постелей, сложив руки в молитвенном жесте.

Ибо между скорбным покоем приютов и буйным весельем карнавала существует неразрывная связь.

Офицер полиции привычным жестом расстегнул камзол Буридана и нащупал рукою сердце. Оно все еще билось. И тогда дверной молоток застучал в ворота.

– Сестра, – почтительно обратился к привратнице офицер полиции, решив не употреблять власть, – тут молодой человек, почти дитя, он умирает. Если уже нельзя спасти его тело, помогите нам спасти его душу.

Позднее, обедая с коллегами в кафе, офицер оправдывался:

– С каждым нужно говорить на его языке. Так заповедовал Алкивиад, а уж ему-то пришлось побороться за место под солнцем.

Сестра-привратница открыла двери приемной, где бедный Ролан был уложен на матрас. Разбудили двух сестер. Однажды мне довелось услышать, как весьма неглупый человек так отозвался о знаменитом враче: «Я доверяю ему почти так же, как моей сиделке!» Подобный отзыв о многом говорит, и знаменитый врач поблагодарил того человека, признавшись, что ему редко приходится слышать столь высокую себе похвалу.

Отныне Ролан находился в хороших руках. За ним ухаживали добросовестно и со знанием дела.

Офицер полиции отправился в префектуру писать рапорт. Любопытные разошлись по кабачкам, уводя за собой лишенных ханжества дам, воспользовавшихся случаем завести солидные знакомства, срок которым был положен до завтрашнего утра.

Старьевщика Туро, бывшего любовника мадам Теодор, посадили в кутузку. Студент-медик побрел домой, горько сетуя на власть, отнявшую у него его первого покойника.

На следующий день явился доктор Рекамье, обходительный и приветливый врач маркизов, добродушный скептик, бывший одновременно и вольтерьянцем, и глубоко верующим. Этот истинный ученый никогда не бунтовал против природы, частенько насмехающейся над эскулапами, чем, по общему мнению, и объяснялось то притворное простодушие, с каким доктор в определенных случаях объявлял о своем бессилии. Нравятся ли вам священники, не верящие в Бога? Будучи человеком остроумным, доктор Рекамье любил повторять: «Держите ноги в тепле, голову в холоде, а желудок пустым, тогда никакая медицина вам будет не страшна». В переводе на язык медицинских рекомендаций сие означает: «Чувствуйте себя хорошо, и не будете болеть». Французы обожают оригинальность. Но в Лондоне, услышав подобный совет, рассердились бы.

Доктор Рекамье припоздал. Впрочем, он никогда не приходил вовремя, ведь его ждут столько маркизов. Осмотрев молодого человека, которого студент-медик признал покойником, доктор объявил, что несчастному Буридану был нанесен удар в грудь, в правую ее половину, острым колющим предметом, и ранение было довольно серьезным. Именитый врач был настолько добр, что порекомендовал хирурга. Тот явился в мгновение ока, он маркизов не пользовал. Завтракая у принцессы, доктор упомянул о несчастном случае с Буриданом, и дамы решили, что пора наконец заказать ложу в театре Порт-Сен-Мартен, где давали «Нельскую башню».

Хирург нашел, что сестры милосердия удивительно искусно перевязали рану, однако все переделал по-своему от начала до конца. Кто же станет порицать действия сиделок у постели больного, да и метода у каждого своя.

Ролан был жив. Он лежал неподвижно на кровати, поставленной для него в приемной. Дыхание его было столь слабым и неровным, что каждый вздох, вырывавшийся между побелевших губ, казалось, станет последним. Не дав никакой надежды, хирург заявил, что больного нельзя трогать. Малейшее беспокойство может стоить ему жизни.