Белая роза - Маке Огюст Страница 33

Маргарита, услышав эту новость, страшно побледнела. Дрожа от волнения, она спросила, не добавили ли герцог и Кэтрин к официальному посланию что-нибудь от себя лично. Получив отрицательный ответ, она почувствовала, что на нее накатывает приступ тихого гнева, который, как все знали, бывал даже ужаснее гнева ее супруга, Карла Смелого.

С ее губ едва не сорвалась правда, едва не вырвалось признание о подстроенном ею самозванстве. Эта тайна, словно приступ тошноты, вырвалась из самого сердца и подступила к горлу. Но в итоге победила ненависть к самому страшному врагу, Генриху VII. Если бы в этот момент признание все-таки прозвучало, то король Яков не скомпрометировал бы себя связью с мошенником, а Кэтрин не связала бы себя вечными узами с лже-принцем и возможным сыном еврея. Но если бы герцогиня не сдержалась и призналась в содеянном, то дело Йорков было бы проиграно навсегда, Англия отвернулась бы от Белой розы, и Ланкастеры укрепились бы на троне на вечные времена. Поэтому Маргарита подавила боль и стыд, заглушила голос совести и промолчала. Она слишком сильно желала получить королевскую власть.

В итоге герцогиня устроила посланцам Шотландии истинно королевский прием, пожелала им успехов в благородном деле, за которое нация взялась с присущим ей рвением, и отпустила восвояси, одарив, согласно обычаю, богатыми подарками.

Но лишь только они уехали и Маргарита осталась одна, наедине со своими терзаниями, она немедленно ощутила, сколь ужасна допущенная ею ошибка и насколько фатальными окажутся последствия этой ошибки в будущем.

Заключение такого брака без ее согласия, даже без предварительного предупреждения, равнозначно признанию легитимности претендента на престол, признанию самозванца истинным сыном Эдуарда, а это будет означать, что их роду пришел конец, что она будет вынуждена склонить голову перед химерой, которую сама же и создала и которая, по замыслу, должна была навсегда остаться не более, чем химерой. А теперь эта химера, силой своего лукавого гения преодолевающая любые препятствия, внушает ей истинный ужас.

— Как же так, — бормотала она, — это хитроумное дитя обольстило Фриона, самого умного человека из всех, кого я знаю, обольстило Килдара, самого преданного мне человека, обольстило Якова, соблазнило Кэтрин. Люди прославляют его. Он играет роль короля лучше, чем это делал бы тот, кто является королем по праву и по происхождению. По правде говоря, он зашел слишком далеко, и если я позволю ему, словно моему гончему псу, схватить добычу, то, боюсь, он сумеет ее проглотить. Я позволила ему называть себя королем, я наделила его гербом, на котором сияет Белая роза. Я дала ему меч, войско, деньги. Но не может быть и речи, чтобы сын Уорбека заполучил женщину королевской крови, такого ангела, нашу Кэтрин!

"Пусть навеки падет позор на мою голову и на голову моей семьи, если я попадусь в ловушку, расставленную этим ничтожеством! Он знает, что публичное объявление об истинном положении дел будет означать крах всех моих планов. Он знает, что его руками я хочу разрушить дом Ланкастеров, что мои ставки в этой игре огромны, и он рассчитывает на то, что из страха потерять всё я буду хранить молчание. О, я найду способ заставить его без шума и скандала играть ту роль, которая ему предназначена. Я ему прямо выскажу все то, что не могу сказать другим. Этот изменник присылает мне послов, а я найду его и скажу прямо в лицо, что, как я вытащила его из грязи, так в этой же грязи его и утоплю. Я понимаю, — думала она, сжимая в ярости кулаки, — что у мессира Уорбека возникла такая прихоть, заполучить девицу Хантли, родственницу Йорков. Я понимаю, что он хочет пришить эту жемчужину на свои лохмотья, в которые я позволила ему вырядиться. Но пусть только посмеет притронуться к моей шотландской жемчужине, я мгновенно сделаю так, что его голова покатится к моим ногам!"

Немного успокоившись, герцогиня все обдумала, приняла решение и объявила, что на время летней жары она отправляется на побережье Фландрии и Пикардии, чтобы подышать свежим морским воздухом.

Она составила многочисленную пеструю свиту, доехала до Сен-Валери, где наняла большой рыболовецкий баркас и, дождавшись попутного ветра, пересекла Ла-Манш, намереваясь встретиться с герцогом Йоркским, который, как сообщали ее шпионы, должен был прибыть в графство Корнуэлл.

В это самое время жители графства неожиданно взбунтовались против Генриха VII и призвали на помощь претендента на престол. Герцогиня уже хорошо знала, насколько ловок Ричард, и она не сомневалась, что он не упустит такой возможности и начнет в Англии военные действия, а заодно втянет в войну своих ирландских и шотландских союзников. И Маргарита сделала все от нее зависящее, чтобы именно так и развивались события.

Как только берега Франции скрылись из виду, герцогиня приказала запереть капитана баркаса в трюме, заменив его прибывшим с ней рулевым. Этому рулевому она приказала держаться поближе к английскому берегу и следить за каждым судном, идущим из Англии. Таким образом она намеревалась быть в курсе происходящих событий и двигаться в правильном направлении. Кроме того, герцогиня рассчитывала, что она станет свидетельницей военной неудачи Ричарда и, неожиданно появившись, застанет его врасплох. Но в итоге она сама же и угодила в расставленную ею ловушку.

Через двадцать четыре часа судно достигло Англии и стало маневрировать в ожидании благоприятной возможности пристать к берегу. Внезапно герцогине показалось, что на суше происходит что-то необычное, и она стала внимательно следить за происходящим. А тем временем за ней самой наблюдали с двух военных баркасов, которые внезапно появились в открытом море и отрезали ей путь к отступлению. В итоге баркас герцогини был захвачен, команде учинили допрос, а поскольку никто не мог внятно объяснить причину их нахождения в этом месте, то баркас отконвоировали в залив Маунтс-Бей, причем конвоиры даже не отдавали себе отчета, какую важную птицу им удалось захватить.

Герцогиня, укрывшись за парусом, вырядилась в старый плед, какие носят ирландские рыбачки, и спряталась за спинами своих людей, которые тряслись от страха из боязни попасть в руки пограничной стражи Генриха VII. Но каково же было их удивление, когда на подходе к небольшому порту над неизвестными баркасами взвились флаги Йорков, украшенные белыми лилиями, а с берега их приветствовала радостными криками многотысячная толпа людей.

Оказалось, что эти два судна шли из Ирландии, груженные снаряжением и продовольствием для восставших корнуэлльцев. Также оказалось, что Ричард Йоркский уже присоединился к восставшим, и герцогиня, которая поначалу была страшно напугана, впала в безумную радость, когда узнала, что удача не отвернулась от нее, а, напротив, привела именно туда, куда она уже и не чаяла добраться.

Она решила не демонстрировать свои чувства и приказала рулевому, чтобы тот, как только они пристанут к берегу, направился к герцогу Йоркскому и попросил его об аудиенции для передачи сведений исключительной важности. Она сгорала от нетерпения, но тем не менее позволила отвести себя в качестве пленницы вместе со всем экипажем в дом, стоящий недалеко от порта, в котором проживал герцог Йоркский.

Наконец-то Ричард стал пожинать плоды своего королевского достоинства. На каждом шагу его приветствовали радостные толпы народа. Едва он высадился на английской земле, как его продвижение немедленно превратилось в триумфальное шествие к королевскому трону.

После первых стычек с воинами Генриха VII он замыслил захватить город Эксетер. Его армия стояла у городских стен и готовилась к штурму, причем советники уверяли герцога, что успех ему обеспечен. Ричард собрал военный совет, на котором был окончательно утвержден план штурма. По окончании совета ему доложили, что у побережья захвачен крайне подозрительный французский баркас, и что некто, объявивший себя командиром экипажа, уверяет, что он должен сообщить герцогу очень важные сведения.