Глаза Сатаны - Константин Волошин Страница 33

— Думать я, ты покой? — спросил он по-немецки.

Матросы угрюмо молчали, щурились от света фонаря, прикидывая в уме, что можно предпринять. Сделать они ничего не могли. Сил не было, жажда и голод мучили нещадно. Лишь затаённая злоба тлела внутри неугасимым огоньком, но не готовая сейчас выплеснуться. Все помыслы вертелись вокруг воды.

— Хорошо, — опять проговорил человек. — Я штурман, ты матрос. Ты быть хорошо работа, хорошо слушать, хорошо жить.

Он что-то сказал матросам, стоящим за дверью. Помещение было так мало, что для них просто не было места. Сам шкипер или штурман, казаки в этом ещё не разбирались, хотя и слышали о таких, стоял на пороге.

Он отошёл в сторону. Матросы поставили деревянное ведёрко с водой, каравай хлеба. Штурман посмотрел, как казаки набросились на воду, усмехнулся, закрыл дверь и его шаги удалились.

Снова была темень, качка, но жажда была почти утолена. Теперь была очередь хлеба. Его прикончили почти мгновенно.

— В карманах ничего не оставили, — заметил Омелько. — И ножи отобрали.

— Не удивительно, — ответил Ивась. Продолжать разговор не хотелось.

Казаки тихо лежали, не в состоянии вытянуться во весь рост. При свете фонаря Демид заметил, что и потолок слишком низок, чтобы можно стать во весь рост. Слышались писк и возня мышей и крыс. Это нисколько не смущало казаков.

Следить за временем они не могли. И отупело ждали, когда их выпустят из этой клетки. И это всё же наступило. Штурман открыл дверь, молвил сурово:

— Ходить вверх.

Ноги плохо слушались, но радость всё же была. Заточение закончилось, и они с трудом поднялись на палубу.

Оглянувшись, заметили, что кругом было море, серое, ветреное, всё покрытое мелкими барашками пены на вершинах волн.

Паруса туго натянуты, ветер тихо посвистывал в канатах, а палуба качалась под ногами, отвратительно отдаваясь в животах. Скоро подступила тошнота, и Демид сказал тихо:

— Идите к тому борту и поблюйте. Это может скоро пройти.

Ивась с Омелько поспешили к подветренному борту и начали травить. Их выворачивало основательно, вышибая слёзы на глазах. Было так отвратительно, что описать невозможно. Штурман терпеливо ждал. Наконец что-то проурчал и матрос, грубо толкая казаков, вернул их на место.

— Быть работа. Ты матрос. Дело знать?

Ивась не слушал штурмана. Его продолжали мучить тошнота и позывы рвоты. Тогда штурман повернулся к Демиду. Они долго говорили друг другу. И под конец штурман показал на полуют, где стояли два человека, указал на того, что повыше, проговорил сурово:

— Капитан! Бог корабль, слушать, работать!

Потом поманил одного матроса, приказал ему что-то, и тот вскоре принёс плётку из пеньки с вплетённой в неё свинцовой проволокой.

Матрос многозначительно покрутил ею перед лицами казаков, а штурман строго сказал:

— Наказать, плохая работа! Понять?

Демид мрачно кивнул головой и ответил тихо:

— Да!

— Говорить «сэр»!

Демид непонимающе посмотрел на штурмана. Тот пояснил, как мог:

— Ответ я, говорить «сэр». Понять?

Демид неопределённо пожал плечами, а штурман сказал матросу и тот ответил что-то, в конце сказав «сэр».

Штурман опять посмотрел на казака вопросительно и тот ответил:

— Да, сэр? Верно?

— Верно! Хорошо! — и больше ничего не объяснив, удалился на полуют.

Демид тут же стал объяснять друзьям, что он понял.

— А что такое это «сэр», Демид? — спросил Омелько страдальчески.

— Хрен его знает! Вроде так у них принято, вроде нашего пана. Будем так и говорить, а то плеть показывали отменную. Со свинцом. Так что поостерегитесь, казаки.

Подошёл кряжистый матрос с окладистой рыжеватой бородой, толстой короткой шеей и длинными руками с толстыми пальцами. Начал неторопливо говорить им, никто ничего не понял, но потом он ткнул себя в грудь, пророкотав грубо:

— Боцман!

Казаки переглянулись, а этот боцман поманил их за собой. Они спустились на несколько ступеней вниз на самом носу судна и очутились в низком треугольном помещении. Там прямо на полу спали несколько матросов. Боцман ногой поднят одного из матросов. Коротко поговорил с ним и ушёл.

Матрос сонно смотрел на новичков, потом спросил на сносном немецком:

— Из Германии? Откуда точнее?

Казаки переглянулись, а Ивась, превозмогая тошноту ответил:

— Нет, сэр. Мы с Руси, с Украины. Мы казаки.

— «Сэр» нужно говорить только начальникам, — заметил матрос. — А нам это ни к чему. Что такое Украина? Никогда не слышал.

— Страна такая. Далеко на востоке. Река Днепр, слышал?

Матрос отрицательно качнул головой.

— Ладно, оставим это. Значит так, ребята. Вы на английском судне. Мы скоро придём в Англию. И вы должны будете работать палубными матросами в моей вахте. За любую провинность будут нещадно бить. Потому не огрызайтесь, не советую. Берегите шкуру и зубы. Особенно берегитесь боцмана. И второй помощник капитана большой любитель зуботычин.

Казаки переглядывались. Многое они не понимали, Ивась пытался им всё растолковывать, но и сам не всё уяснил. Матрос устал, жестом показал на голый грязный пол, коротко бросил:

— Часа два можно спать. Потом наша вахта. Смотрите, что делают все, то и вы поспешайте.

Через две недели судно встало на якоря на рейде какого-то порта. В туманной дымке был виден городок, в порту стояло три судна, и на рейде покачивался ещё один корабль.

Было часа четыре пополудни. Матросы готовились съехать на берег. Наши казаки в ожидании распоряжений топтались у штормтрапа, где внизу покачивалась шлюпка.

Тот самый матрос, что говорил по-немецки, сказал казакам:

— Нас отпустят на берег завтра. А пока отдыхайте.

За это время наши скитальцы похудели, огрубели лицами. Длинная щетина покрывала лица. Времени на бритьё у них не было, да и бритв матросы не носили в своих сундучках.

Они были грязными, вшивыми, одежда успела основательно потерять свой первоначальный вид. А ботфорты они предусмотрительно не носили. Их берегли для берега. Правда, пришлось за всё это здорово повоевать. Синяки у многих до сих пор не сошли, но ботфорты отстояли. И не только их.

Демид постоянно был в подавленном состоянии. Он почти не разговаривал. Даже с друзьями редко заговаривал, больше отвечал односложно.

Смелько наоборот был болтлив, со всеми хотел перезнакомиться, со всеми хотел дружить, опасался попадаться на глаза начальству. Он довольно быстро осваивал речь англичан, в то время как Демид смог запомнить лишь два десятка названий снастей да ещё несколько слов команды.

Ивась, которого теперь звали Джоном, старался во всё влезть, всё разузнать, за что получал по морде чаще своих друзей. Но и речь он осваивал быстрее Омельки. Ему в этом сильно помогал тот матрос, что говорил по-немецки. Его звали Том.

Поскольку Ивась быстро показался