Николай Энгельгардт - Граф Феникс Страница 36

– Счастливец ты, Рубано, как я вижу! – с завистью сказал Бальзамо. – Я только что поставил ногу на этот материк. Третий месяц собираю сведения. Работаю, ищу, изобретаю, кажется, ста; уже на верный путь, но что он мне даст, не знаю! Ремесло некроманта – тяжелое ремесло, приятель! Очень тяжелое! Бальзамо вздохнул.

– Вот что, дружище! Мы болтаем с тобой уже достаточно долго. Солнце быстро поднимается. Того и гляди, в доме начнут просыпаться слуги. Нас могут увидеть, как ни заброшена эта часть сада. А я не хотел бы, чтобы кто-нибудь увидел меня во время беседы с тобой, приятель. Говорю откровенно, предпочитая честную прямоту. Скажи мне только, как ты попал в сад Бецкого?

– Я был на ужине у моего старого знакомого, господина Бабю!

– Как, при графском титуле ты не пренебрегаешь компанией повара и его провонявших кухонным чадом приятелей? Впрочем, у тебя всегда были простонародные, грубые вкусы. Ты был и остался мужиком, Бальзамо?.. Но кто знается с чернью, никогда не поднимется выше ее.

– Однако еще недавно я ужинал с господами тех поваров и лакеев, в обществе которых провел эту ночь и приятно, и поучительно. Но пусть каждый идет своим путем. Прежде всего не будем мешать друг другу. А потом подумаем, нельзя ли быть взаимно полезными.

– Совершенно верно. Ты рассуждаешь вполне здраво, любезный Бальзамо. Пусть каждый идет своим путем. Условимся, милый друг. Ты знаешь мое прошлое, а я знаю твое. Итак, взаимная выгода обязывает нас к взаимному молчанию о прошлом. Не так ли?

– Именно так.

– Затем, у нас пока разные сферы деятельности. Поэтому не будем попадаться друг другу на пути. Судьба свела нас на этой узкой уединенной дорожке. Разойдемся же мирно, как старые товарищи, друзья детских шалостей и юношеских проказ. Разойдемся и не будем, повторяю, встречаться. Я же клянусь Везувием, что тайно, незримо буду помогать всюду моему Бальзамо, расхваливая удивительные способности и превознося добродетели Калиостро. А круг мой весьма обширен. Я окажу Калиостро протекцию и у самой императрицы. Хотя должен предупредить тебя, что это самая положительная женщина и терпеть не может вашего брата, магиков. Но зато цесаревич Павел Петрович весь погружен в мистицизм!

– Ах, любезный Рубано! Помоги мне при дворе цесаревича и будь уверен, что твое прошлое останется погребенным в моей памяти и на пути твоем я не попадусь.

– Прекрасно, Бальзамо! Дай твою руку, достойный товарищ! Клянусь, что помогу тебе! Клянусь голубым гротом Капри и его таинствами! Ты понимаешь, что, когда неаполитанец таким образом клянется, на него можно положиться!

– Я верю тебе, Рубано, и без клятв. Взаимная выгода – оставаться приятелями.

– Пора нам расстаться. Конечно, ты больше не станешь появляться в усадьбе Бецкого даже и на поварне. Но от этой калитки у меня есть несколько запасных ключей. Вот тебе один, храни его. И если я тебе очень понадоблюсь, воспользуйся им. С переулка ты тайно можешь сюда пройти. Видишь эту мраморную статую, изъеденную непогодами, черную, обломанную? Она изображала некогда Великолепие. Зайдя с той стороны, ты заметишь глубокую щель в пьедестале. Положи туда записку, написанную тем шифром, который мы употребляли в доброе старое время. Ты не забыл его? Да? И я его отлично помню. Твое послание непременно окажется в моих руках. За ответом зайди дня через три. Но, повторяю, только в крайнем случае прибегни к этой почте. А теперь прощай!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Если ты вперед захочешь, – сказал Гиперион, – иметь при дворе твоем только золотую посуду, то отдай все медные и оловянные сосуды магическому Огненному Принцу: он их переделает.

Сладостное внимание женщин – почти единственная цель наших усилий.

ГЛАВА XXVII

Озерки

На другой день после посещения госпожи Ковалинской в Итальянские явился адъютант светлейшего князя Григория Александровича Потемкина, полковник Бауер. Целью прибытия полковника было условиться с графом Калиостро о времени и всех обстоятельствах визита доктора герметической медицины к больному ребенку Варвары Васильевны Голицыной. Княгиня с супругом и больным ребенком находилась в Озерках на даче светлейшего. А так как граф Калиостро заявил, что по некоторым важным причинам должен прибыть не один, а со своей женой, урожденной графиней Серафимой ди Санта-Кроче, маркизой Тиферет, а также с «голубком», необходимым для прочтения судьбы больного младенца, семилетним мальчиком из благородного семейства, и, наконец, со своим слугой Казимиром, то полковник повел разговор о лучшем способе доставки всех их в Озерки. Часть пути решено было совершить в каретах, часть по Неве на катере светлейшего.

В назначенный день тот же полковник Бауер прибыл с каретами, украшенными гербами Потемкина.

Пришло время отбыть в Озерки. Разместились в каретах, куда ливрейная прислуга, толкаясь и суетясь с видом необыкновенного добродушия и радости, что свидетельствовало о нетерпении, с которым ожидался доктор герметической медицины в загородной усадьбе светлейшего, подсаживала даже Казимира с чемоданчиком белой кожи для инструментов доктора и большой коробкой запасных нарядов докторши. Наконец выехали со двора, сопровождаемые его населением, толпившимся и в воротах, и на улице.

Дорогой до пристани на Неве беседа в карете между полковником Бауером и четой Калиостро велась вокруг различных зданий, мимо которых они проезжали, причем участие маркизы Тиферет ограничивалось лишь коротким:

– А-ха-а…

На пристани уже был приготовлен катер с молодцами-гребцами, которые дружно ударили веслами, едва господа перебрались с суши на воду, и повели судно по широкому лону реки.

Князю Григорию Александровичу Потемкину принадлежали все земли от самого Петербурга до мрачных твердынь Шлиссельбургской крепости. Здесь он выбрал себе место для дачи, жалуя в то же время своим любимцам и всем тем, кого хотел иметь соседями, особенно соседками, участки с лесами, лугами и полями, а иной раз и со специально отстроенными усадьбами. Тем не менее эта обширная местность казалась пустыней, внешне мрачной и неприветливой. Потемкин не хотел строиться по «золотому» Петергофскому тракту, где были дачи всех знаменитейших екатерининских вельмож, находя, что там слишком тесно и шумно. Как гордый царственный орел, он искал уединенного убежища, которое должны были окружать лишь облагодетельствованные им раболепные слуги.

По пути между полковником Бауером и графом Калиостро происходило объяснение, напоминавшее сказку о коте в сапогах, где на вопросы: чьи это земли, луга, леса, деревни, следовал неизменный ответ – графа Карабаса. Таким сказочным графом Карабасом здесь являлся Потемкин.