Станислав Вольский - Завоеватели Страница 36

Альмагро поехал, но задача его оказалась не из легких. Всемогущий губернатор был не в духе: он готовился к походу против какого-то взбунтовавшегося конквистадора, не признававшего его власти, а солдат в Панаме насчитывалось всего сотни три. Альмагро счел невозможным явиться к нему первым и послал вперед дона Эрнандо в качестве дипломата и разведчика.

Когда дон Эрнандо вошел в кабинет к Педрариасу, первое, что ему пришлось сделать, — у это нагнуть пониже голову, чтобы увернуться от увесистого глиняного кувшина, которым губернатор швырнул в посетителя.

— Если бы не мое уважение к духовному сану, я бы еще и не так принял вас, дон Эрнандо! — взревел губернатор вместо приветствия.

— Мой сан охраняет святая инквизиция… — начал было внушительным тоном дон Эрнандо.

— К чорту инквизицию! — еще громче закричал Педрариас.

— Я сегодня оглох, я сегодня ничего не слышу, сеньор губернатор, — спокойно и несколько насмешливо проговорил дон Эрнандо, радуясь в душе, что губернатор дал ему в руки такой козырь. — Но мне показалось, что вы что-то сказали о чорте. Святая инквизиция не любит этого слова. Я знал одного почтенного гранда, который в компании друзей как-то подвыпил и назвал одного из отцов инквизиторов старым чортом. И что же вы думаете? Через неделю бедный гранд уже горел на костре, упокой, господи, его грешную душу.

Губернатор побледнел и изменился в лице.

— Я хотел сказать… я хотел сказать, что сегодня очень душная погода и что она плохо действует на мой желудок, дон Эрнандо. И кроме того, мне не хватает солдат для моего отряда. А тут еще эти ваши приятели, которые так жестоко надули меня!

— Не только мои, но и ваши, сеньор губернатор. Нона этом деле вы, кажется, не много потеряли. Ведь вы как будто еще не внесли, той части расходов, которую вы обязались вносить по нашему условию?

Губернатор окончательно расстроился.

— Меня губит мое великодушие, дон Эрнандо. Я немоту не поощрять бедняка, который прибегает к моей помощи. Да, я обещал. Но мало ли что я обещал? Ради государственной пользы губернатор может и отказаться от исполнения своих обещаний.

— Вот именно, сеньор губернатор. Зная вашу доброту, я и пришел к вам. Вы, конечно, не будете взыскивать, с людей, которым недостаток средств помешал закончить их предприятие. А что оно должно кончиться блестяще, в этом не может быть сомнений. Пизарро привез фунтов десять золота, Альмагро — фунтов двадцать. И это они набрали в каких-нибудь двух-трех поселках. Подумайте, сколько они наберут, если объедут всю страну! За вашу доброту вы тогда получите немалое вознаграждение. А и всего-то им нужно — съестных припасов да несколько десятков солдат.

— Они приехали за солдатами? — вскипел опять губернатор. — Они с ума сошли! По ним давно уже стосковалась виселица!

— Мало ли кто по ком тоскует, сеньор губернатор. По одним тоскует виселица, по другим — костер святой инквизиции. Но я думаю, что и виселица и костер могут подождать, — не так ли, сеньор губернатор?

Губернатор молчал и растерянно пощипывал седую бородку.

— По вашему лицу я вижу, что ради государственной пользы вы уже забыли о минутном раздражении, сеньор губернатор. Я тоже по христианскому милосердию забываю иногда неосторожные слова. А что касается вашего долга, то я думаю, что ни Пизарро, ни Альмагро, ни я не будем вам о нем напоминать. На этот счет вы легко сговоритесь с Альмагро, который просит разрешения повидаться с вами.

Губернатор кивнул головой. Свидание было кончено. На следующий день пошел объясняться Альмагро.

Как воин, Альмагро знал, что лучший способ защиты — нападение. Поэтому с нападения он и начал.

— Я пришел к вам за деньгами, сеньор губернатор. Вы участник нашей экспедиции. Где те три тысячи песо, которые вы обещали? Мы сейчас очень в них нуждаемся.

— В Индии губернаторы не платят денег. В Индии губернаторы получают деньги, — надменно проговорил Педрариас.

Но Альмагро не дал ему говорить. Волнуясь и заикаясь, он рассказал о странствиях обоих кораблей, о страданиях отряда Пизарро, о тех несметных богатствах, которые лежат без пользы в сокровищницах южной империи.

Еще одно усилие — и четыре пайщика будут самыми богатыми людьми во всем мире.

— Сейчас нам нужны только припасы и несколько десятков солдат. За этим я к вам и пришел, сеньор губернатор, — закончил он свою речь.

Педрариас с трудом сдержал свою ярость. «Если бы не попик со своей инквизицией, дорого бы ты заплатил мне за эту дерзость!» думал он, глядя на взволнованного Альмагро.

— Я не намерен больше ввязываться в эту безумную затею, — оказал он наконец. — Сказки о южной империи мне надоели. Я выхожу из компании и не плачу вам ничего. А за то, что я не буду мешать набору солдат, вы должны заплатить мне две тысячи песо.

— Пятьсот, — предложил Альмагро.

В конце концов сошлись на тысяче, и Педрариас в присутствии двух свидетелей письменно отказался от всяких претензий и обязался не препятствовать новому путешествию.

Узнав о счастливом исходе переговоров, Пизарро приехал в Панаму, и 10 марта 1526 года он, Альмагро и Эрнандо де-Люке возобновили прежний договор. Но теперь де-Люке рисковал уже не своим капиталом: он действовал по поручению Эспиносы, незадачливого путешественника, но очень богатого человека.

Скоро приготовления закончились. Были куплены два судна, гораздо более объемистые, чем прежние, набран отряд, но уже не в несколько десятков, как уверяли губернатора де-Люке и Альмагро, а в сто шестьдесят человек, приобретено военное снаряжение и даже десятка два лошадей. Лошади являлись огромным богатством, ибо они не водились в Новом Свете, а привозились из Европы и продавались по баснословным ценам.

Около середины 1526 года экспедиция двинулась из Панамы. «Великий план» Пизарро близился к осуществлению.

XVIII

Твердыми, размеренными шагами расхаживал Пизарро по палубе корабля. Панама давно уже скрылась из глаз. Направо простиралась бесконечная морская гладь, налево неясной темной дымкой протянулась береговая линия материка. Впереди, на юге, — золото, империя, власть, наместничество, слава! Теперь все это уже не мечты. Пройдет немного дней, и слово за словом начнут сбываться предсказания цыганки. О чем говорила старая? Не упомнишь всего, ведь так много лет прошло с тех пор! Но, помнится, сказала она: «Кого захочешь — помилуешь, кого захочешь — казнишь!» Ведь это значит — губернатор, а может быть, и еще больше — наместник, а может быть, и еще больше — король. Берегись, Педрариас, того часа, когда у Франсиско Пизарро вырастут крылья и клюв!