Олег Алифанов - Все, кого мы убили. Книга 1 Страница 36

– Скорее всё-таки припугнуть, для первого случая.

Не представляю, что подумал бы князь, сообщи я ему, что первые свои неприятности я не откладывал, а умудрился вляпаться в них в первую же ночь.

– В чём обвиняют меня эти странные люди?

– Ну, кто из вас более странен, ещё предстоит понять… – пробормотал князь, изображая недовольство. – В том, что вы жандарм… прошу простить, коли вы и в самом деле жандарм, во что я не верю, или… кто-нибудь иной, кого они опасаются. Прошлого этих людей я не знаю, авантюристов и беглецов из Европы в наших краях хватает. Но меня интересуют лишь их и ваши профессиональные черты, потому я всех привечаю, терплю, и угощаю вином. Не думайте, что я всем спускаю. Но передо мной никто и не виновен. Кстати, услуга за услугу. Не могли бы вы показать мне предписание вашего Общества явиться сюда?

Письмо находилось при мне, и я молча протянул его Прозоровскому, который, с трудом оторвав свой взгляд от моих глаз, тщательно изучил его, поднеся ближе к свету. Он вернул его мне без извинений, но вполне удовлетворённый. Данные им объяснения относительно подозрительности насельников его загадочной обители тоже выглядели основательными, и я заговорил о другом:

– Могу ли я, Александр Николаевич, после нашего объяснения расспросить вас о цели моего визита? Вы обескуражили меня тогда, у валунов, изрёкши две противоречащие друг другу сентенции. Первая о том, что ищете рациональную причину легенде, вторая – о входе в ад. Что полагать мне за шутку?

– Ни то ни другое, – серьёзно ответил он и, видя моё возмущённое недоумение, поспешил разъяснить: – Должно нам обоим понимать и согласиться с тем, что науки переживают в нашу эпоху стадию зачаточного развития. И не гневайтесь на меня, припоминая Коперника или Галилея, исключения лишь подтверждают правило. Что есть Зевс, мечущий молнии с Олимпа? Лишь трение воздушных потоков в грозовых облаках. Что может представлять собой ад или рай? Иноматериальное бытие. Здесь же, рядом, под боком у нас. И только слабость наших органов чувств не даёт нам ощутить среду обитания существ, которых мы называем душами умерших или призраками. Кучер ваш известил о том, что порой видят люди над болотами?

– Неужели водяных? – саркастически улыбнулся я.

– Исполинские призраки, тени, разгуливающие в трясине и над водой, как вы в моём саду.

– Сами вы можете свидетельствовать о том же?

– Я говорю только о том, что наблюдал, – сказал он твёрдо.

С каменным лицом я молча ждал его объяснений. Взирая на меня, он не торопился давать их, словно оценивая прищуром, как приму я его известие. Я решил, что восклицаний удивления он от меня не услышит.

– Рад, что вы с порога не отвергаете моих свидетельств, – поднявшись, он чуть кивнул и, заложив руки за спину, принялся ходить. – Знакомы вам построения Декарта?..

– …Называемые системой координат? Их три в нашем мире, – пожал плечами я, не понимая, к чему он клонит. – И множество философов ещё сломает кучу перьев в прениях, почему их в точности столько.

Он удовлетворённо улыбнулся, чуть подняв брови.

– Я говорил о его идеях относительно протяжённой и мыслящей сущностях… Но… Знаете, вы удачно вспомнили о картезианской системе координат, – его лицо озарила какая-то мысль. – Представьте, что вы имеете ширину и длину, но не имеете высоты, сиречь плоски.

– Это легко, хотя и утомительно, потому что всё время пришлось бы обходить длинные препятствия, ведь ни мосты, ни туннели там невозможны. Кстати, как и археология, копающая вглубь, – подхватил я с интересом.

Мы рассмеялись. Он разлил вино.

– Все тела в глазах плоского существа имеют вид линии большего или меньшего размера и могут появляться в поле зрения лишь справа или слева. Представим, что объёмное тело пролетело через такой мир в своём собственном движении. Что увидит плоский субъект? Невесть откуда взявшийся плоский предмет, меняющий форму и размер, но мчащийся прямо сквозь достопочтенные плоские тела, ничуть не причиняя им вреда.

– Это если предположить, что плоские и объёмные вещества, составляющие плоские и объёмные тела, никак не взаимодействуют, – возразил я. – Если это не так, то произойдёт столкновение, а если так, то плоский субъект вообще не узрит объёмное тело – два эти мира, существуя рядом, не имеют тождественного элемента, способного существовать в них обоих. Я ведь знаю, к чему вы клоните. Мир инобытия имеет больший объём, чем наш, таким образом, мы можем осязать призраки существ, возникающих будто бы из ниоткуда и двигающихся сквозь стены без помех. Но тогда обязателен элемент, способный передавать сведения о плоских предметах в объёмную вселенную и обратно.

– Здесь на помощь может прийти гипотеза Гюйгенса о свете, как волне. В отличие от корпускулы, она не имеет веса и объёма, следовательно, может пронизывать мироздание любых размерностей. Впрочем, не принимайте близко к сердцу. Это не физическая теория, а доступная метафора. Призраки – лишь отражения или проекции мира иной материальности в нашем. Мы соприкасаемся с той материальностью какой-то крайне тонкой гранью, и не одна лишь ограниченность пяти человеческих чувств причиной нашего неведения. Возможно, природа построения огромного мира, вмещающего в себя наш, как частность, такова, что содержит непреодолимые преграды для создания из плоти и крови… кои для существ с иной материальностью вполне проницаемы.

– Духи? Бесплотные тела?

Он допил бокал, встал и подошёл к окну.

– Я не утверждаю ничего наверное, – произнес он, снова повернувшись ко мне. – Возможно, духи облекаются здесь у нас материей, а может быть, они вполне материальны, но, находясь за границами осязаемого нами физического мира, воспринимаются нами бесплотными, как отражение в зеркале, как мираж в пустыне. А допустимо и иное: наша душа вступает во взаимодействие с иным миром, являясь тем самым общим элементом, о котором мы говорили.

– Значит, я должен видеть призраки внутренним зрением?

– Это как раз легко. Сны вы – видите? Простите – чем?

– Занятно, – промолвил я, немного сконфуженный. – И как вы полагаете предъявлять людям свои открытия, которые не согласны с их привычками и воззрениями?

– Не знаю, – он поднял брови и сложил ладони вместе, отчего вид его приобрёл шутливые черты. – Может, вы мне подскажете?

Разговор этот начинал доставлять мне удовольствие, и постепенно треволнения последних дней отошли куда-то вглубь. Я ответил, что у меня другие взгляды на природу познания.

– Наука обязана воспринять всё новое так, как оно есть. Если это наука. Мнение же обывателей нас не должно беспокоить.

– Но любому новому можно дать множество объяснений самого разного толка.