Хождение в Кадис - Яков Шехтер Страница 36

Сантьяго сразу сообразил, что цветок не более чем уловка. Пепита, рослая восемнадцатилетняя девушка, была куда крепче Сантьяго, но он был рад обмануться, рад выполнить любое ее желание. Прикажи ему Пепита выпрыгнуть из окна на булыжную мостовую, он не задумываясь выполнил бы это.

Они перешли из гостиной в рабочую комнату, где сестры покрывали узорами полотенца и простыни. Пепита прикрыла дверь, усадила Сантьяго на кушетку, а сама опустилась рядом. Ее колено случайно или не случайно коснулось его ноги, отчего по телу Сантьяго прокатилась волна дрожи. Пепита улыбнулась и отодвинулась.

– Я хочу поговорить с тобой, дружок, – произнесла она участливым тоном. – Вижу, вижу, что с тобой происходит.

– Но где же цветок? – наивно попробовал увильнуть от разговора Сантьяго.

– Ах, оставь его в покое, – махнула рукой Пепита, – какой еще цветок! Послушай меня, послушай внимательно.

Она чуть наклонилась и заглянула в глаза Сантьяго. От смущения тот моментально покраснел и отвернулся.

– Эх ты, торопыжка, – она нежно провела рукой по его макушке и слегка взлохматила волосы. – Ну куда ты спешишь, подрасти еще немного, все девушки твоими будут!

Он резко замотал головой, слова – «не хочу всех, мне нужна только ты!» – чуть не сорвались с его губ, но он не решился их вымолвить.

– Сантик, Сантик, как быстро ты вырос! Но сам посуди, – она откинулась назад и сложила руки на коленях. – Я старше тебя на четыре года, а в нашем ортодоксальном Кадисе это непреодолимое препятствие. Ты же знаешь, как принято: жена должна быть лет на пять-десять младше мужа, но никак не старше. Но это не самое страшное, Сантик. Ты гранд, а я хоть из хорошего рода, но совсем захудалого. И нет силы на свете, которая может преодолеть эту преграду.

Сантьяго тяжело вздохнул и хотел возразить, но Пепита приложила к его губам прохладную ладошку.

– Молчи, не возражай мне, я старше, опытнее и умнее!

Он согласно кивнул, желая только одного: чтобы ладошка оставалась на его губах как можно дольше. Но Пепита быстро убрала руку и продолжила.

– Мы с тобой знакомы много лет, можно сказать, выросли вместе, поэтому я позволю себе быть откровенной. Вы ведь не обидитесь на меня, ваше сиятельство гранд? – Она чуть привстала, словно собираясь склониться в поклоне.

– Нет, что ты! – вскричал Сантьяго. – Какие еще обиды!

– Так вот, дружок, – усаживаясь, произнесла Пепита иным, куда более прохладным тоном. – Пойми, замуж ты меня не возьмешь. А по-другому я… Я… Я ведь добропорядочная девушка, Санти. – Тут она сделала большие глаза, как бы намекая на что-то весьма определенное, и Сантьяго, сообразив, на что она намекает, снова залился пунцовой краской стыда.

– Ну не красней, не красней, ты ведь не хотел ничего плохого, не так ли?

Он только тяжело вздохнул.

– Я к тебе очень хорошо отношусь, Сантик, – снова перешла на теплый тон Пепита. – Но не как к возможному возлюбленному, а как к младшему братику. Ты для меня будто Педро, пойми и не обижайся.

– Я понимаю, – с трудом выдавил Сантьяго. Больше всего ему хотелось закончить этот дурацкий разговор. Дневная Пепита совсем не походила на ночную, из сновидений. Он чувствовал себя ужасающе; если перевести на военный язык его состояние, Сантьяго походил на полководца, потерпевшего сокрушительное поражение. Пепита взяла его врасплох, окружила и полностью уничтожила.

– Санти, – она подсела ближе, и оба ее колена щедро уперлись в его бедро. – Санти, пойми, мы не пара.

Она положила левую руку ему на плечо, а правой подняла вверх подбородок.

– Вот тебе от меня подарок, милый мальчик, – прошептала она и прикоснулась губами к его губам. Запах жасмина, духов Пепиты, наполнил его ноздри, а от влажной упругости губ голова пошла кругом. Поцелуй длился всего несколько мгновений, но они показались Сантьяго счастливой вечностью.

Пепита отняла губы и прошептала:

– Я подарила тебе первый поцелуй в жизни, Сантик. Запомни его, и пусть девушка, которую ты выберешь, когда повзрослеешь, будет относиться к тебе так же, как я.

Она поднялась с кушетки и подошла к большому горшку с цветами, стоявшему на широком подоконнике.

– Не рассчитывай ни на что большее, малыш, – произнесла Пепита обычным, чуть насмешливым тоном. – А еще лучше выбрось эту дурь из головы.

Он встал, сидеть на кушетке в присутствии дамы было верхом неприличия.

– Вот горшок, переставь его на подоконник другого окна, – приказала Пепита.

Он понял, что разговор закончен, битва проиграна, причем проиграна навсегда, и молча повиновался. Те, кто остался в гостиной, должны были увидеть, для чего Пепита повлекла его за собой. Возвращаясь в гостиную, он несколько раз приподнимал верхнюю губу и жадно втягивал жасминный запах. От него кружилась голова и млело сердце.

Быстро облизнув губы, Сантьяго уловил незнакомую до сих пор горчинку, приправленную солоноватой свежестью – вкус Пепиты, – и тут же поклялся в своем сердце быть ее рыцарем и хранить верность до гробовой доски. Разница в возрасте и происхождении, о Пресвятая Дева, какой ерундой казались ему эти условности! Он преодолеет любые препятствия, ведь в его жилах бурлит кровь Альфонсо Великолепного и других бравых вояк, бравших штурмом неприступные укрепления, ходивших в атаку на полчища вражеской конницы. Да, он возьмет штурмом башню предрассудков и получит Пепиту, рано или поздно – а скорее рано! – она станет его.

Юность максималистична и говорит языком клятв. Чувства еще не притупились, эмоции ярки и свежи, жизнь кажется вечной, и эту вечность так радостно и легко бросить к ногам любимой.

Однако то, что произошло с ним в течение следующего месяца, повергло Сантьяго в некоторое замешательство. Поцелуй Пепиты словно раскрыл крепко завязанный бурдюк. Да, припоминая те недели, он не мог найти более точного определения, чем бурдюк с бессильно опущенным книзу горлом, из которого с бульканьем вытекает вода.

Такие носили за спиной пастухи Алонги, их шили мехом внутрь, козья шерсть прекрасно сохраняла воду, но после каждого глотка был шанс обнаружить во рту тонкий волос, обесцвеченный временем и жидкостью. Пастухи с утра выгоняли стада на плоские голубые холмы, вдали за которыми плыли в горячем воздухе исполинские вершины гор. Весной холмы покрывала буйная растительность, но за лето коровы и козы объедали ее до самой почвы, отчего поверхность холмов становилась похожей на серую сморщившуюся кожу. Прежде цветущие, они выглядели мертво и голо. В начале лета, когда стада только приступали к своей разрушительной деятельности, Сантьяго частенько доводилось видеть внезапно вспархивающие стаи куропаток; к середине все