Иван Любенко - Тайна персидского обоза Страница 37

— Видно, ваш-благородь, вы здешней жизни не ведаете, — усмехнулся урядник. — За Кубанью мы с их братом обходимся так же, как и они с нашим. Черкесы пленным казакам горло как баранам режут. Вот и мы их мертвым басурманам смоляные кубышки отрезаем.

— А зачем?

— По местным обычаям тело нельзя похоронить без головы, поэтому родственники их у нас и выкупают.

— Как это?

— За деньги!

— Но ведь это не по-христиански, — растерянно развел руками пораженный следователь.

— Так они нехристи и есть! — оправдался Сомов и как ни в чем не бывало спросил: — Так, значит, в экипаже ехать изволите?

— Хотелось бы.

— Как прикажете. Лошади запряжены и давно у ворот дожидаются. Да вы не сумлевайтесь, ваше благородие, охранение и так удвоенное. Я вас в цельности и сохранности в Прочный Окоп доставлю! Не впервой! Ну что, выдвигаемся?

— Давно пора.

«Вот баламут, — подумал Иван Авдеевич. — Экипаж стоит, усиленное сопровождение ждет. А зачем тогда, спрашивается, он мне пудрил мозги этой верховой ездой? А потому, наверное, что в России каждый маленький начальник страсть как хочет почувствовать свою значимость. Вот и этот казак живой тому пример».

Самоваров забрался в карету, и четверка лошадей в сопровождении казачьего охранения покатила надворного советника вниз, к Большой Черкасской улице, мимо редких зевак, провожающих ее любопытными взглядами.

II

Очередное промозглое утро застало Ивана Авдеевича в пути. Проснувшись, он посмотрел в окошко. Обложной дождь почти прекратился. Дорога стелилась по крутому возвышенному берегу Кубани, так что реки совсем не было видно. Вдали лежали безлюдные закубанские степи. На горизонте в хмурой синеве выросли горы. Они казались мрачными великанами, издалека наблюдающими за горсткой всадников рядом с качающейся на ухабах каретой.

Временами на возвышенностях маячили казачьи посты с вышками, конюшнями, казармами и сараями для орудий. Возле них торчали высокие шесты, обернутые соломой, со смоляными бочками наверху, которые зажигались при появлении неприятеля и дымом обозначали место прорыва. Через каждые три версты встречались пикеты из двух казаков. Они выставлялись только в дневное время, а ночью снимались.

К полудню экипаж без приключений достиг Прочного Окопа. Крепость, построенная на самом высоком месте правого берега Кубани, против устья Урупа, господствовала над местностью и потому была видна издалека. По ее углам располагались четыре орудия малого калибра.

Надо сказать, что внешний ров во многих местах осыпался и сложности для преодоления этой искусственной преграды не представлял. Высота ее насыпного бруствера не превышала и шести футов. Попав внутрь через высокие дубовые ворота, Иван Авдеевич поразился бедности и неопрятности тамошних построек, загромождавших и без того скудное пространство. Дом кордонного начальника с небольшим садом, провиантский магазин, артиллерийский цейхгауз и солдатские казармы представляли жалкое зрелище и могли рассыпаться при первом же сильном урагане. На всем лежала печать скуки, ветхости и военного однообразия. Единственным добротным сооружением внутри крепости была квартира генерала. Приезжавших сюда туземных князей она приводила в истинное восхищение от разного рода европейских удобств и современных предметов обихода. Горцы в долгу не оставались и наполняли ее стены всяческими предметами азиатской роскоши.

В ста саженях на север от укрепления лежал форштадт — два ряда низких, крытых камышом мазанок, огороженных кругом колючим плетнем со рвом. В них ютились семейства женатых солдат.

Представившись генералу и назвав в качестве цели приезда допрос полковника Игнатьева по фактам злоупотреблений штаб-офицеров Безлюдского и Латыгина, следователь выяснил, что колонну полковника ожидают давно и вскоре она должна войти в крепость.

Генерал-майор Турчанинов оказался довольно приветливым человеком. Небольшого роста, сухопарый, с живыми умными глазами, источавшими спокойную и уверенную силу, в свои пятьдесят он выглядел значительно моложе, видимо, благодаря давней привычке обливаться по утрам холодной водой. Он тут же пригласил гостя отобедать, и уставший после долгого пути надворный советник с радостью согласился.

Стол изобиловал местными дарами: фазаны, оленина, копченый кабаний окорок, осетрина, раки, всевозможные соленья и виноградное вино местного производства; все было приготовлено со знанием дела, и каждое блюдо имело изысканный и неповторимый вкус.

Утолив голод, Иван Авдеевич закурил трубку, выслушивая сетования командира цитадели по поводу устаревшей системы укреплений и беспечности линейных казаков, у которых неприятель умудряется уводить из-под носа табуны лошадей.

Внутри крепости всегда царило столпотворение. Кроме русских офицеров, собиравшихся здесь для экспедиций, нередкими гостями были покоренные кабардинские князья, а иногда в роли парламентариев выступали и враждующие с властями чеченцы. Двор кипел как муравейник.

Неожиданно дозорный на бруствере ударил в набат, и солдаты заняли положенные при нападении места. Капитан вскинул подзорную трубу и скомандовал:

— Караул вон!

Десять человек выступили из укрепления и построились с внешней стороны ворот.

Прошло еще несколько минут, и послышалась новая команда:

— Отставить!

Снова заскрипели ворота, и в крепость вошли казаки, ведущие под уздцы лошадей. На некоторых из них полулежали, обнимая могучие конские шеи, раненые солдаты. Но большая часть была занята висящими через седла и притороченными к ним мертвыми телами линейцев и навагинцев. Убитых было так много, что некоторые лошади везли по два трупа.

Двор в один момент притих. Израненным воинам помогли добраться до лазарета. Мертвых сняли с седел и положили в один ряд. Одно тело было завернуто в шинель и перевязано веревками. Появился полковой священник. Объявили всеобщее построение. Вышел генерал, а с ним и Самоваров. Казаки приняли строй. Из первой шеренги отделился сотник с перевязанным ухом и, чеканя шаг, доложил:

— Третий взвод первой сотни второго Черноморского казачьего полка в составе сводного экспедиционного отряда прибыл к месту службы. Доставлено тридцать семь убитых и четырнадцать раненых. Среди них: полковник Игнатьев, сотник Рыдва, рядовые казаки и солдаты. Хорунжий Осадчий погиб. Доставить его тело, как и останки восьмидесяти семи казаков третьей сотни Кавказского линейного казачьего полка, не представилось возможным. Остальная часть сводного отряда под командованием штабс-капитана Новикова продолжает выполнение боевой задачи по сопровождению фурштата. Командир взвода — сотник Баратов.