Мишель Зевако - Любовь шевалье Страница 37

«Поймали! Они меня поймали!» — повторял про себя Пардальян-старший.

— Ну что ж! Потолкуем! — грозно нахмурившись, произнес Данвиль. — Вы пришли сюда, чтобы подло напасть на меня.

— Неправда, монсеньор! Я действительно хотел убить вас — но в открытом бою. Я думал, что найду вас одного, более того, рассчитывал застать вас в постели. Тогда я бы растолкал вас, попросил бы одеться и объявил: «Монсеньор, вы мешаете жить прекрасным людям, существование которых без вас было бы счастливым и безмятежным; однако вы решили свести их в могилу. Да и кроме того на вашей совести уже столько злодеяний, что я окажу вам немалую услугу, если наконец остановлю вас. Вот ваш клинок, а вот — мой. Защищайтесь, но знайте: я не отступлю, пока не убью вас». С такими словами я обратился бы к вам, монсеньор; эти слова я говорю вам и сейчас. Вы можете распахнуть все три двери, и тогда здесь будет достаточно очевидцев, которые потом засвидетельствуют, что монсеньор Анри де Монморанси. герцог де Данвиль не был предательски убит, а пал в честном бою, ибо такова была воля Господа, которую исполнила моя шпага.

По натуре Данвиль был неукротимым хищным зверем, однако смелость он уважал. Спокойная, ехидная речь Пардальяна, его насмешливая ухмылка и невероятное самообладание в столь ужасной для ветерана ситуации — все это не могло не восхитить маршала.

— Господин де Пардальян, — откликнулся Данвиль, — а почему вы упустили из вида то, что и я мог бы нанести вам смертельный удар?..

— Это исключено, монсеньор. Все преимущества на моей стороне. Не буду напоминать вам, что я сражаюсь за справедливость, а вы — нет. Замечу лишь, что в битве побеждает храбрейший, а я смелее вас.

— Возможно. Но существует и третий вариант: я не снизойду до того, чтобы принять ваш вызов…

— Но мы уже обсуждали это. Припоминаете? На постоялом дворе в Пон-де-Се. Думаю, вы давно убедились: моя шпага достойна не меньшего уважения, чем ваша.

Маршал вздрогнул и в волнении заходил по комнате, нервно косясь на посетителя. А тот спокойно сел, вольготно раскинувшись в кресле, и приветливо улыбнулся Данвилю. Маршал осознал, сколько отваги и душевной твердости стоит за этой улыбкой. Данвиль приблизился к камину, оперся о каминную полку и неспешно проговорил:

— Господин де Пардальян, я всегда относился к вам с искренним уважением. Стоит мне сейчас приказать — и через минуту вы будете мертвы. Однако из симпатии к вам я не зову своих людей. Более того, я могу тотчас засадить вас в Бастилию. Вам известно, комендант тюрьмы — мой хороший приятель. По моей просьбе он возьмется за вас — и вы будете вычеркнуты из жизни. Есть средства получше всех этих пик и аркебуз: вы погибнете в пыточной камере, но сначала испытаете страшные муки, которые продлятся долгие часы, а, возможно, и дни… Ведь вы мой недруг — когда-то в Маржанси вы предали меня. Потом мы заключили с вами соглашение в Пон-де-Се; я простил вашу измену, распахнул перед вами двери моего дома, осыпал милостями… Вы же опять обманули меня. Вы чудом сумели вырваться из моих рук — и переметнулись в стан моих противников. Что вы ответите мне на это?

— Я не изменял вам, монсеньор. Я готов был помогать вам в осуществлении грандиозных планов, но не собирался совершать вместе с вами преступлений. Я ворвался бы в Лувр, взял бы в плен короля, по вашему повелению добыл бы корону французских государей и передал бы ее вам… если бы под моим командованием было хоть десять человек, я вступил бы в честную схватку со всеми королевскими войсками… а вы хотели превратить меня в тюремщика, который надзирал бы за двумя перепуганными дамами! Вам нужно было поинтересоваться, что вы можете получить от меня, монсеньор! Я хотел предложить вам свой клинок, свою жизнь, свой боевой опыт, а вы пожелали, чтобы я шпионил за собственным сыном и стерег похищенную девушку, которую он боготворит. Вы просчитались… И сами отлично знаете, что я — не изменник. Да если бы мне только пришло в голову предать вас, я тут же отправился бы к Его Величеству и заявил, что вы — один из заговорщиков, задумавших возвести на престол герцога де Гиза. Вскоре вы бы уже болтались на виселице в Монфоконе, а я бы стал богачом, получив за свою низость изрядную долю ваших сокровищ. Но я ничего никому не сказал, монсеньор, и это свидетельствует о том, что вы по собственной глупости поссорились с человеком, которому можно было смело доверить столь опасный секрет. Ведь подобных людей не слишком много, не правда ли?..

Маршал побелел как мел. Он точно забыл, что Пардальян — его пленник, и заговорил с ветераном ласково и почти жалобно:

— Значит, вы никому не обмолвились о нашем предприятии?

Пардальян в ответ лишь презрительно дернул плечом.

— Я понимаю, — настаивал Данвиль, — вы, разумеется, достойный дворянин и не способны совершить подлость. Не сомневаюсь, что доносы вам ненавистны. Но вдруг, совершенно случайно, вы с кем-нибудь поделились…

«Все понятно, — сообразил Пардальян. — Вот почему маршал проявляет такое долготерпение. Опасается, что я выдал его тайну… «

Вслух же ветеран проговорил:

— Но с кем я мог поделиться, монсеньор?

— С человеком, который, скорее всего, не столь щепетилен, как вы… Ну, хотя бы с герцогом де Монморанси.

— А если бы и так! — усмехнулся Пардальян. — Вы тут толковали о своих правах, однако я тоже имею право видеть в вас; недруга. Так почему же мне не предоставить в распоряжение вашего брата оружие такой убийственной силы?.. Ведь у него-то прав побольше, чем у вас! Разве не вы держали в заточении его дочь?.. Я уже не упоминаю бедную мадам де Пьенн… С фактами не поспоришь, а они таковы: по вашему приказу заперты все городские ворота; маршал де Монморанси не может уехать из Парижа; вы превратили собственного брата, его семью да и нас с сыном в настоящих узников! Вы собираетесь нанести решающий удар, который погубит всех нас! Признаюсь честно, монсеньор, не приучен я доносить и предавать, но вашему брату я просто обязан был выложить все…

— И именно так вы и поступили?! — в ужасе вскричал Данвиль.

— Хотел, однако… к сожалению, промолчал. Меня остановил сын. Знаете, что он мне заявил? Что перережет себе горло на моих глазах, но не позволит разгласить доверенный нам секрет… Вы можете сделать все, что вам заблагорассудится, — спалить весь город, постараться взять нас в плен и прикончить… Но единственное, что не сумеет совершить даже личность вроде вас, для которой измена — ерунда и пустяк, это сказать, что Пардальян кого-то предал! Именно так думает мой сын! И я не пошел к вашему брату, монсеньор…

— Стало быть, герцогу де Монморанси ничего неизвестно, — севшим от волнения голосом произнес Данвиль.