Александр Дюма - Изабелла Баварская Страница 37

При дворе только и было разговору, что о выздоровлении короля и о чудодейственном лечении. Дамы в большинстве своем завидовали прекрасной незнакомке: на их взгляд, ее поведение было продиктовано расчетом, их послушать — они все готовы были предложить свои услуги, однако никто в те горестные дни этого не сделал. Все опасались влияния, которое эта девушка, сколь мало ни была она честолюбива, приобретает над выздоравливающим королем. Королева, сама напуганная делом рук своих, пригласила к себе настоятельницу монастыря Пресвятой Троицы, велела послать в обитель богатые подарки и склонила настоятельницу забрать свою племянницу обратно. Так Одетта получила приказ вернуться в монастырь.

В назначенный для отъезда день Одетта со слезами на глазах прибежала к королю и упала перед ним на колени. Карл испуганно взглянул на нее — уж не обидел ли кто? — и, протянув девушке руку, осведомился о причине ее слез.

— О государь, — сказала Одетта, — я плачу оттого, что должна вас покинуть.

— Как? Покинуть меня?! — в удивлении воскликнул король. — Но отчего же, дитя мое?

— Оттого, государь, что вы больше не нуждаетесь во мне.

— Так ты боишься задержаться еще хотя бы на день подле несчастного безумца? И впрямь, я уже достаточно похитил у тебя прекрасных, радостных дней, ни к чему омрачать мне твою жизнь своею болезнью; я вынул охапку цветов из благоухающего венка, и они увяли в моих пылающих руках; ты устала жить в заточении, тебя манят радости жизни, иди же. — И он, уронив голову на руки, опустился на стул.

— Государь, за мной приехала настоятельница монастыря, она требует моего возвращения.

— А ты, Одетта, хочешь ли ты сама покинуть меня? — живо спросил король, поднимая голову.

— Моя жизнь принадлежит вам, государь, я была бы счастлива посвятить ее вам до конца моих дней.

— Но кто же удаляет тебя от меня?

— Я полагаю, сначала королева, а затем ваши дядюшки — герцоги Бургундский и Беррийский.

— Королева, герцоги Бургундский и Беррийский? Но ведь они бросили меня, когда я был так слаб, а теперь, когда я окреп, они собираются вернуться ко мне! Скажи, Одетта, ты не по собственной воле хочешь покинуть меня?

— У меня нет иной воли, кроме воли моего короля и повелителя. Я сделаю, как он прикажет.

— Так я приказываю тебе остаться! — радостно воскликнул Карл. — Пусть этот замок не будет тебе тюрьмой, дитя мое. Значит, ты не только из жалости заботишься обо мне? Ах, если б это было так, Одетта! Ах, как я был бы счастлив! Смотри же, смотри на меня. Не прячься!

— Государь, я сгораю от стыда.

— Одетта, я уже привык видеть тебя, — сказал король, беря девушку за руки и привлекая ее к себе, — видеть тебя вечером, когда я смежаю веки, утром, как только я просыпаюсь. Ведь ты ангел-хранитель моего рассудка, ты мановением волшебной палочки прогнала бесов, что кружились в бешеной пляске вокруг меня. Ты сделала ясными мои дни, спокойными мои ночи. Одетта! Одетта! Что значит признательность по сравнению с твоим благодеянием? Знай же, Одетта, я люблю тебя!

Одетта вскрикнула и высвободила свои руки из рук короля. Она стояла перед ним, дрожа всем телом.

— Ваше величество, ваше величество, подумайте, что вы такое говорите! — воскликнула девушка.

— Я говорю, — продолжал Карл, — что теперь ты мне нужна все время. Ведь не я привел тебя сюда, не правда ли? Я и не знал, что ты существуешь на свете, а ты, ангельская душа, — ты сама догадалась, что здесь страдают, и пришла. Я обязан тебе всем, потому что я обязан тебе моим рассудком, а в нем — моя сила, моя власть, мое королевство, моя империя. Ну что ж, иди! И я стану опять нищ и гол, каким был до тебя, ибо вместе с тобой уйдет мой разум. О! Я чувствую, что только от одной мысли потерять тебя я лишаюсь рассудка. — Карл поднес руки ко лбу. — О Господи, Господи! — в страхе произнес он. — Неужели я снова сойду с ума? Боже милостивый, сжалься надо мной!

Одетта с криком бросилась к королю:

— О, ваше величество! Прошу вас, не надо так говорить.

Карл блуждающим взором глядел на Одетту.

— И прошу вас, не глядите на меня так. Ваш безумный взгляд причиняет мне боль.

— Мне холодно, — сказал Карл.

Одетта бросилась к королю, обвила его обеими руками и со всем пылом невинной души прижала к своей груди, чтобы согреть его.

— Не надо, Одетта, не надо, — сказал король.

— Нет, нет, — говорила Одетта, словно не слыша его. — Вы излечитесь. Бог возьмет всю мою жизнь день за днем и оставит вам разум. А я буду подле вас, я не покину вас ни на минуту, ни на секунду, я все время буду здесь, всегда.

— Как сейчас, в моих объятиях? — молвил король.

— Да, как сейчас.

— И ты будешь любить меня? — продолжал Карл, усаживая ее к себе на колени.

— Да, да, — отвечала Одетта, бледнея, и, закрыв глаза, склонила головку на плечо короля. — О, я не должна, я не смею…

Жарким поцелуем Карл закрыл ей рот.

— Государь, пощады, умираю, — прошептала девушка, теряя сознание.

Одетта осталась.

ГЛАВА X

Однажды, через несколько дней после тех событий, о которых мы только что поведали, в покои короля стремительно вошел мэтр Гильом и возвестил, что к королю пожаловала ее величество королева. Одетта сидела у ног Карла, положив голову ему на колени.

— Вот как! — воскликнул Карл. — Значит, она уже не опасается бедного безумца: ей доложили, что разум вернулся к нему и теперь она может смело подойти к логову зверя. Ну что ж, проводите госпожу Изабеллу в соседние покои.

Мэтр Гильом вышел.

— Что с тобой? — спросил король у Одетты.

— Ничего, — ответила она, смахивая с ресниц крупную слезу.

— Глупенькая! — сказал король и поцеловал девушку в лоб. Затем он бережно положил ее на кресло, а сам поднялся и, поцеловав Одетту еще раз, вышел.

Одетта не шелохнулась. Вдруг ей показалось, что на нее легла какая-то тень, она обернулась.

— Герцог Орлеанский! — вскричала она и закрыла лицо руками.

— Одетта?! — произнес герцог и устремил на нее изумленный взгляд. — Ах, так это вы, милая, творите такие чудеса, — спустя мгновение с горечью сказал он. — Я не знал другой такой обольстительницы, я не знал никого, кто мог бы так лишать рассудка, но оказывается, вы умеете и возвращать его.

Одетта вздохнула.

— Теперь, — продолжал герцог, — мне понятна ваша суровость, ваша неприступность; цыганка предсказала вам будущность королевы. Что вам любовь первого принца крови!

— Ваше высочество, — сказала Одетта, поднявшись и повернув к герцогу свое спокойное, строгое лицо, — когда я пришла к его величеству королю, я была не куртизанкой, которая ищет приключений, а жертвой, которая отдает себя на заклание. Найди я тогда близ короля принца крови, меня бы это поддержало, но я увидела лишь несчастного больного — вместо королевской короны на нем был терновый венец, я увидела забытое Богом существо, лишенное разума и простых инстинктов, даже такого, каким природа одарила последнего из животных — инстинкта самосохранения. Так вот, этот человек, этот несчастный еще вчера был вашим королем, прекрасным, молодым, могущественным, и вдруг одна ночь перевернула все: от захода до восхода солнца он словно прожил тридцать лет, его лоб избороздили морщины, как у глубокого старца, от его могущества не осталось и следа, даже воли к власти — ведь вместе с рассудком он лишился и памяти. Меня до глубины души тронула его увядшая молодость, высохшая красота, ослабевшая сила, горе его потрясло меня. Королевство без трона, без скипетра, без короны, святое старинное королевство взывало о помощи — но ни звука в ответ; оно с мольбой протягивало руки — и никто не подал своей; оно исходило слезами — и никто не утер их. И я поняла: я избранница Божья, мне назначено исполнить высокую, благородную миссию. Когда случаются события, выходящие за рамки повседневных, обычные условности теряют смысл: истинное благодеяние здесь — ударом кинжала прикончить страдальца. Лучше потерять душу, но спасти жизнь, если это душа всего лишь бедной девушки, а жизнь — великого короля.