За Морем Студёным - Дмитрий Китаев Страница 37

— Ты знаешь, Ачикан, что мои сородичи живут к югу отсюда? Они не кочуют с оленями, а пасут свиней. Их дома стоят всё время на одном месте!

— Я знаю об этом, — говорил хозяин. — Для чего ты прибыл?

— В их края пришла смерть! Она привела с собой бледнолицых детей подземного мира, детей Нга. Скоро они будут и здесь. Я предлагаю нашим с тобой родам заключить мир! Пускай мои дочери выходят замуж за твоих сыновей, а мои — за твоих сестёр и дочерей, — пожилой самоед наклонился, всматриваясь в огонь костра. — Хозяйка Земли говорила со мной. Я должен уйти из этого мира. Но перед этим — я должен принести ей жертву.

Подумав, хозяин вздохнул и молвил:

— Нам давно пора было примириться, Вороний глаз.

— Дай мне меч! — сказал гость своему сыну, сидевшему рядом. Тот вручил отцу оружие. Вороний глаз поднял его перед собой, и с лязгом выдвинул клинок из ножен. Лезвие заискрилось — в нём отражалось пламя. — Дети Нума, могучие богатыри в железных латах, спустятся с седьмого неба на землю! Их чумы — железные, они приедут в железных нартах. Богатыри помогут нам загнать демонов Нга обратно в преисподнюю!

…

По окончании тёплого приёма, гости направились от стоянки к реке. Вороньему глазу дали отдельный каюк, его понесли несколько человек от Ачикана.

Стоя на берегу, гость обнял и поцеловал всех родственников. Он простился с ними. А потом сел в лодку, и поплыл один. В ветру шумели деревья. С них летели жёлтые листочки, и иголочки лиственниц. С пасмурного неба накрапывала морось.

Каюк Вороньего глаза плыл ещё долго. Наконец, он причалил к небольшой песчаной отмели, под высоким чёрным утёсом. На его верху торчали заросшие травой и мхом обломки частокола.

Пожилой самоед вылез из лодки. На тёмных выступах утёса стояли каменные болванчики — грубые и толстенькие фигурки, подобия людей. На них были намотаны, развеваясь, красные и синие тканые ленточки.

Он присел перед фигурами. Он поставил колени в песок, и положил на них ладони. И начал молиться, зажмурив глаза: «Мать Земли! Я не привёл с собой оленей для тебя! Не привёл и собаки!». Вороний глаз взволнованно завопил, рыдая: «Я готов! Забирай мою жизнь!».

Раздался выстрел — пуля пронзила грудь самоеда, по ней растеклось пятно алой крови. Он рухнул замертво. Труп покатился в реку.

По песку прошли трое человек в кафтанах и с ружьями — русские промышленники. Они подошли к утёсу, и стали с интересом разглядывать каменных болванов. Один из них, отойдя в сторону, углядел высокую чёрную плиту. Поднатужившись, промышленник отвалил её вбок. Открылся проход в пещеру.

Он ступил внутрь, здесь было темновато. Но лившийся через отверстие свет помогал видеть то, что тут имелось. Впереди, во мраке, меж каменных глыб, что-то таинственно и ярко блестело. Человек закричал товарищам с радостью: «Идите быстрей сюда!».

…

В Мангазее пошёл снег. Широкая гладь реки Таз ещё даже не задёрнулась льдом. На просторном бечевнике35 лежали вверх дном, будто половинки яиц, толстые кораблики. Они постепенно белели, засыпаемые снежинками. Люди в шубах поднимались с пристани по деревянной мостовой, поднимались на холм. А на холме раскинулся поморский городок. Одинокая русская колония, продуваемая ледяными ветрами, на далёком краю земли — между тундрой на севере, и тайгой на юге. Здесь торговали драгоценной пушниной, клыком моржа и мамонтовым бивнем. По мангазейским жилам текли удача, опасность и золото.

Городок был обнесён стеной, правда невысокой. Люди заходили туда через ворота. Тут была своя церковь. Она стояла недалеко от торжища. Люди шли на рынок по мощёной досками улице, между избами. В одной из них сидел Иван.

Он сидел за столом, склонившись над бумагами. В стороне лежали книжки. Его лицо покрылось густой и недлинной, светлой бородой. Макая перо в чернильницу, молодец выписывал строчку за строчкой:

«…и приидохом Божиею милостию по морю студёному к Монгазее».

Записав последнюю строку, Иван поднялся и вышел на улицу.

…

Летали снежинки. На торжище было много народу. Длиннобородые поморы бродили от прилавка к прилавку. Под навесом, были разложены причудливые украшения, выточенные из моржового зуба. Софрон брал их, и с любопытством вертел перед глазами. До него доносились возгласы: «Староста людей в артель36 кличет! Завтра уже отправляются за рухлядью37 в тайгу, к зимовью».

Народ расступился. По площади с шумом проехали сани, залаяли впряжённые в них собаки. В санях сидело несколько человек в оленьих шубах.

— Это Дружина с товарищами приехал из Обдорска! — сказал молодому купцу продавец, стоявший за прилавком, и усмехнулся. — Толмач и дружок самояди завсегдашний!

— Я слышал, у вас здесь, в городе, самоеды бывают частенько. Не строят ли козней каких, не нападают? — спросил Софрон.

— Нет! Мы с ними дружим! Привозят к нам соболей, и песцов, и лисичек. А мы им одекуя38 цветного бусины даём, да котелки всякие и ножички. Вот, недавно так поторговали с нами, и уехали к себе в тундру.

Софрон положил костяные украшения, попрощался с продавцом и пошёл дальше. Вдруг, кто-то грубо схватил его за руку. Молодец обернулся:

— Пойди сюда! — с хрипом воскликнул незнакомец. Одет он был прилично. Под меховой шапкой белело бледное лицо с бородой. Белки глаз налились кровью.

— Что такое?

— Я хочу продать сокровище! Если у тебя есть серебро, — незнакомец захрипел, и закашлялся. Потом показал рукой вперёд, на избу, — приходи ко мне домой, завтра! Там всё узнаешь!

…

В городе была корчма. В корчме было светло, весело и шумно. Здесь наливали мёд. Сюда пришёл Дружина — высокий промышленник, с чёрненькой бородкой и слегка седыми иссиня-чёрными волосами. Ему было лет сорок пять. На лицо он был похож на самоеда.

В здание вошёл Иван. Он знал о приезде опытного охотника и толмача. Дружина стоял у стены. Молодец подошёл к нему, чтобы выведать всё самое интересное. Они разговорились.

— Я иду в поход с артелью, к Верховскому зимовью, — говорил молодец.

— Ты когда-нибудь ходил на промысел?