Дэвид Ротенберг - Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона Страница 38

— Итак, — сказал он, — я готов выслушать ваши предложения.

Предложения посыпались как из рога изобилия, и кое-какие из них были подвергнуты подробному обсуждению. Некоторые журналисты предлагали завести в газете рубрику криминальных новостей. Начать ее можно было с подробного рассказа о так и оставшихся нераскрытыми убийствах двадцати семи торговцев. На лбу каждой жертвы неизвестный убийца оставлял надпись: «Казнен как предатель».

— Я обдумаю это, — сказал Чарльз, хотя и понимал, что подобный шаг таит в себе немалую опасность.

Маньчжурские власти следили за каждым его шагом. Стоило ли злить их еще больше, говоря о том, что из-за некомпетентности их полиции убийца по-прежнему гуляет на свободе? От своих осведомителей Чарльз знал: властям прекрасно известно, что именно его деньги позволили доктору Сунь Ятсену провести столь долгое время в Европе и Америке, изучая государственное устройство западных стран. Теперь добрый доктор вернулся в Китай и привез с собой то, что он назвал Тремя народными принципами. Первый, Принцип национализма, провозглашал необходимость для китайского народа сбросить ярмо маньчжурского правления и жить в мире с национальными меньшинствами, существующими в границах своих территорий, а также с другими нациями. Вторым был Принцип демократии, в соответствии с которым править в стране должен не император, а народ и все люди равны. Третий, Принцип социального благоденствия, содержал в себе довольно расплывчатые формулировки и являлся чем-то вроде жесткой версии социалистической теории, в соответствии с которой большая часть земли должна принадлежать государству.

Чарльз целиком и полностью поддерживал первые два принципа, а вот третий вызывал у него сомнения.

— Господин, — обратился к нему молодой журналист, — могу ли я предложить кое-что другое? Совершенно новый подход к Цветочным конкурсам.

— Что именно? — спросил, выходя из задумчивости, Чарльз.

— Проводить их на ипподроме, босс.

Чарльз никак не мог привыкнуть к тому, что его называют боссом. Тем более что слово было не китайское. Или еще хуже — просторечное «лаобань». Слово «босс» происходило из отвратительного недоязыка пиджин. Чарльз строго-настрого запретил всем семидесяти сотрудникам, работающим в четырех его конторах, использовать пиджин, но с ужасом обнаруживал, что пиджин, этот безобразный язык деградантов, становится все более модным среди молодых образованных ханьцев. Ему не раз приходилось слышать, как тот или иной журналист кричит мальчику-посыльному: «Чоп-чоп!»

Чарльз посмотрел на часы. Нужно было торопиться. Ему предстояло приготовиться к встрече с первой из девушек, которых отобрала для него сваха в качестве потенциальных невест. Ему было двадцать четыре. Он был одинок и очень богат. Пришла пора обзавестись семьей.

— Господин, — окликнул его молодой журналист.

Чарльз взглянул на горящие профессиональным азартом лица журналистов, собравшихся вокруг стола. Только Цзу Жун Цзы не внес ни одного предложения. Старый печатник-японец мирно посапывал в уголке, сложив руки на внушительном животе.

«Дрыхни спокойно, старый друг», — подумал Чарльз и поднял глаза на ретивого молодого человека.

— У вас есть какой-то план, связанный с ипподромом?

— Есть, господин. Нам неизменно сопутствовал большой успех в проведении конкурсов Цветочного Мира.

— Я это знаю.

— Но мы можем сделать его еще более оглушительным, господин.

— Каким образом?

— Совместив конкурсы с началом каждой из двух ежегодных скачек.

В комнате повисло глубокое молчание. Каждый понимал: парень наткнулся на идею — гениальную и столь же естественную, как креветка в креветочном коктейле. Открытия весенних и осенних скачек на шанхайском ипподроме были наиболее посещаемыми событиями в Шанхае, этом самом социальном из городов. Только в толпах, которые собирали скачки, фань куэй и китайцы свободно смешивались между собой. Что еще более важно, на них неизменно присутствовали все две тысячи городских куртизанок — в пышных нарядах и дорогих украшениях. Если газета Чарльза Суна сумеет организовать проведение конкурса Мира Цветов перед началом скачек, прямо на ипподроме, это станет настоящей сенсацией. Интерес к конкурсам подскочит до небес, а вместе с ним — и продажи газет.

«Не исключено, что можно будет даже начать выпуск издания на английском языке, — подумал Чарльз, но потом отбросил эту идею. — Если они хотят играть в наши игры, пусть делают это на нашем языке».

Газеты смогут писать о таком событии неделями, а то и месяцами. Затем, разумеется, в редакцию потекут бесчисленные письма. Газета будет их публиковать, они станут источником новых историй. В преддверии выборов Принцессы Цветочного Мира читательская аудитория увеличится десятикратно.

Чарльз улыбнулся, подумав о том, как кстати подвернулась эта идея, особенно с учетом той встречи, что произошла накануне вечером в его частных апартаментах. Доктор Сунь Ятсен, которого Чарльз финансировал вот уже четыре года, давно уговаривал его использовать силу печатного слова против маньчжурской династии.

— В большинстве статей, которые публикуют мои газеты, мы и так слегка покусываем режим Пекина, — пытался оправдываться Чарльз.

— Вот именно, что «слегка», Чарльз. А что толку от этих булавочных уколов? Понять твои намеки может лишь тот, кто умеет читать между строк.

«А мне только этого и надо, — думал между тем Чарльз. — Если меня обвинят в антиправительственной агитации и подстрекательстве к мятежу, маньчжуры в мгновение ока отберут у меня все, чего я добился».

Освещая Конкурсы Цветов, Чарльз действительно насыщал комментарии едкими репликами, и каждому человеку, чувствующему подтекст, было понятно, что они направлены против гнилого маньчжурского режима. В целях конспирации Чарльз подписывался псевдонимом, придумав некую старую и уродливую куртизанку с маньчжурским именем. Благодаря этому он мог врать без зазрения совести и позволять себе всякие вольности. Теперь Чарльзу оставалось только молиться, чтобы власти не потребовали предъявить эту даму и доказать тем самым, что истории, которые она рассказывала на страницах газеты, не являются от начала и до конца выдуманными. После окончания в 1898 году «Ста дней реформ» политика стала чрезвычайно опасной игрой. Пожалуй, самым убийственным для нынешнего режима укором являлось то, каким образом избиралась победительница Конкурса Цветов. А происходило это посредством подсчета голосов, отданных читателями газеты в пользу той или иной конкурсантки. Что стало самой первой демократической процедурой, когда-либо проводившейся на просторах Поднебесной империи. И гости, собравшиеся на вчерашней вечерней встрече, дружно аплодировали Чарльзу за это. Все, кроме неприветливого мужчины по имени Чан Кайши. Нахмурившись так, что его бритый череп, казалось, весь пошел складками, он спросил: