Джон Рэтклиф - Роковой бриллиант дома Романовых Страница 38

— Я не знаю.

Она снова рассмеялась так блаженно, как ребенок, которому пришло в голову нечто красивое.

— Но я зато знаю. Он состоит при ее величестве…

Врач уже несколько минут стоял позади Яковлева.

— Полнейшая потеря памяти… Редкий случай… Но это бывает. Наука не знает средств против этого… Может быть, при достаточном спокойствии… Надо медленно приучать к новым обстоятельствам. Но что сегодня значит человеческая жизнь?

Он пошел дальше. Голова Бориса склонилась на руки Александры. Горячие слезы капают ей на пальцы.

— Ты плачешь, — тихо сказала она. — Ты плачешь от радости, что мы, наконец, соединились? Мой милый, счастливый Борис!

XXI

Над Россией бушевал ужас. Силы, побежденные и ошеломленные первым натиском революции, стали снова собираться. Корнилов начал собирать добровольцев и казаков. В Пекине находился адмирал Колчак, выслушивая доклады полковника Мамаева с предложением о создании белой армии. Генерал Врангель выпускал воззвания. Деникин соединился с Корниловым. Большевистское правительство готовилось укрепить свою власть и при помощи потоков крови распространить ее на всю Россию.

Но Борис Яковлев поддерживал только слабую связь со своими друзьями. Он попросил отпуск для восстановления своего расшатанного здоровья, а на самом деле для того, чтобы выходить Александру. Он взял ее из лазарета и удалился вместе с ней в маленький загородный домик под Петроградом. Всю суровую зиму она провела в полусознательном состоянии. Только когда наступила весна, весна 1918 года, она медленно начала понимать все, что творилось вокруг нее. Медленно, жутко стали к ней возвращаться воспоминания. Борис следил за ее медленным выздоровлением, переходя от отчаяния к надежде и от надежды к отчаянию. Чем больше Александра вспоминала, тем молчаливее она становилась, тем испуганнее делался ее взгляд, тем больше мучения выражало ее лицо.

Однажды Яковлев был вызван в Совнарком. Советское правительство собиралось передать ему поручение, для выполнения которого требовался особенно надежный человек: царь и его семья должны были в ближайшем времени быть перевезены из Тобольска в Екатеринбург. Борис Яковлев должен был руководить переездом.

Он дольше не смел уклоняться от партийной работы и принял это предложение. Но до того он успел побывать в загородном домике. Он целиком ушел в заботы об Александре. По мере восстановления ее здоровья, он начинал надеяться, что она останется с ним навсегда и станет его женой.

В это время Александра сидела на веранде и смотрела в сад. Благодаря странному физиологическому процессу, она вдруг час за часом стала вспоминать все, что случилось. Как будто перед ней раскрылась завеса, скрывавшая тьму. Как в театре, с сильно бьющимся сердцем, она проследила все события с того момента, как она покинула дом своего дяди. Она мысленно еще раз участвовала в ужасном бою за Зимний дворец. Она видела себя падающей без чувств… А потом… она проснулась… в казарме. Но только на несколько минут она проснулась… О! Лучи воспоминания хлестнули ее, словно бичами! Она попала в руки зверей! Словно по мановению волшебного жезла, она сразу вспомнила все!.. Все!.. Боже мой! В этот самый момент случилось чудо, чудо, которому не было названия, которое было проклятием и гибелью для Александры и издевательством над женственностью и человечностью.

В этот самый момент Александра почувствовала, что в ней шевельнулась новая жизнь. В эту минуту в ее сознании мелькнула отвратительная бесчеловечная сцена в казарме. С безумным криком отчаяния она поднялась. Прижав руки к животу, она побежала в темнеющий сад. Она еще раз вернулась написать несколько строк. Потом в пруду, в глубине парка, послышался тихий всплеск.

Когда Борис вернулся, его не встретил тихий призыв возлюбленной, который постоянно наполнял его душу блаженством. В комнате было темно. Почти обезумев от внезапного предчувствия, он обыскал дом и сад. Не найдя Александры, он сейчас же понял все… решительно все… Все, кроме самого последнего. Последней тайны он не знал. И никогда не узнал. На столе он нашел только письмо, в котором стояло следующее:

«Мой бедный, дорогой Борис!

Почему именем свободы совершаются такие бесчеловечные преступления, что свобода должна была бы закрыть свое лицо, если бы она только была тем, что о ней говорят и пишут? Но свобода — это варвар, Борис, и она, эта свобода, поглотит всех вас точно так же, как она убила меня.

Твоя по смерти, так как не смею быть твоей при жизни,

Александра».

Борис Яковлев, революционер, стоял с письмом мертвой в руках посреди комнаты, вокруг которой благоухали весенние цветы, склонив голову на грудь, и проклинал свободу, потому что Александра проклинала ее и потому что никогда больше он не мог отделаться от сознания, что свобода убила Александру, этого воплощенного ангела любви и доброты.

Совнарком постановил перевезти царскую семью в Екатеринбург и поручил это дело Яковлеву. Бывший революционный студент, ожесточенный враг Российского Императорского дома, однако, успел сильно поколебаться в своих убеждениях. Со времени смерти Александры в нем совершилась перемена, вызванная всем тем опытом, размышлением и убеждениями, которые накопились в нем со времени переворота. Он тогда, вдень революции, смеялся над пророческими словами Александры, что нельзя служить человечеству ненавистью и смертью. Но уже нескольких месяцев было достаточно, чтобы убедить его в вечной правдивости этого пророчества. Революция потребовала от него такой жертвы, которая была ему не по силам. И, таким образом, он стал медленно отвращать свои симпатии от людей, которые с каждым месяцем укрепляли свое господство путем новых преступлений и кровопролития, которые во имя свободы сажали в тюрьмы и уничтожали бесчисленное множество людей. Яковлев видел все это критическими глазами человека, которого страдания делали зрячим.

После того, как тело Александры было предано земле, в его душе жило только одно пламенное желание: каждое действие совершать в духе дорогой усопшей. Таким образом его сочувствие обратилось к царской семье с того момента, как он понял, что эти люди, которых он когда-то так сильно ненавидел, сегодня были только страдальцами. Нельзя было предвидеть, куда приведет их тернистый путь, если только кто-нибудь не вмешается в дело и не спасет их от мести новых властелинов. Он представил себе, что ему могла бы сказать в данном случае Александра.

— Ты должен спасти их, — сказала бы Александра, — не потому, что это царская семья, но потому что их вина, если даже можно будет доказать ее, ничто по сравнению с теми страданиями, которые ожидают их. Подумай, Борис, что я перетерпела!