Хождение в Кадис - Яков Шехтер Страница 38

– Это случилось вскоре после того, как славное кастильское воинство очистило город от мавров, – проникновенным голосом начинал свой рассказ падре Бартоломео. – К тому времени горстка отцов-подвижников, возглавляемых аббатом, уже создала монастырь и начала тяжелую работу по очищению духовного климата Кадиса.

Да, миазмы нечестивых мусульман, сотни лет поганивших полуостров лжеверой, черной тучей висели в воздухе. Разумеется, видеть ее могли только подлинные подвижники, чей взгляд проникал сквозь завесу материальности. Ведь только воистину святой человек, – тут падре Бартоломео тяжко вздыхал, давая слушателям почувствовать, что речь – упаси Боже! – идет не о нем, а о подлинных святых, которых сегодня ох как не просто отыскать, – так вот, только воистину возвышенный человек, преодолевший оковы плоти, способен увидеть больше, чем зрит телесное око!

Вонь ислама так шибала в нос, что аббат настоятель и его община тут же принялись за работу. Не успели доблестные кастильцы зарезать последнего мавра, как работа в монастыре закипела. Богослужение следовало за богослужением, одна молитва сменяла другую, круглосуточно горели свечи, непрерывно и неустанно курился фимиам благочестивых бесед и возвышенных проповедей.

Аббат не жалел себя, бывало, он бодрствовал сутками, всю ночь проводя на коленях. Пола плаща прикрывала его лицо, позволяя видеть только непрерывно шевелящиеся губы, а пальцы без устали перебирали четки, отсчитывая молитвы. В какие высоты поднималась его душа, никто знает, но от непрерывного радения глаза аббата сияли неземным светом.

Прошло полгода, и в городе стало возможно без опасения вздохнуть полной грудью. Конечно, простые католики ничего не заметили, но на высших весах духовный подвиг бенедиктинцев весил не меньше, чем освобождение Кадиса от присутствия неверных.

И как обычно бывает в этом мире лжи и несправедливости, – тут падре Бартоломео поднимал кверху указующий перст и надолго замолкал, призывая воспитанников вдуматься в смысл этих слов. – Да, как обычно бывает во вместилище скверны и пагубы, пробуждение святости немедленно вызвало ответ противоположной стороны. Сотни чертей принялись щекотать мавров, подбивая их на безумный шаг. Безумный – с точки зрения здравого ума, но в голову, распаленную бесовскими улещениями, могут пробраться самые невероятные мысли.

Однажды ночью три лодки, переполненные вооруженными до зубов маврами, бесшумно подплыли к стене монастыря. Стояла ветреная погода, низко ползущие тучи закрыли луну и караульные ничего не заметили. Нечестивцы открыли своим ключом дверь, через которую на пристань выносили весла и паруса, и проникли в подсобное помещение, где хранились лодочные снасти. Туда бенедиктинцы даже не заглядывали: полностью поглощенные духовной работой, они попросту не успели навести порядок во всех закоулках.

Из подсобки мавры попали во двор монастыря, а оттуда пробрались в часовню посреди полуночной молитвы. Ординарий уже закончился, и святые братья настолько погрузились в мир проприя, что попросту ничего вокруг себя не замечали. Да, именно здесь, в том самом зале, где мы сейчас стоим, мои почтительные воспитанники, на этих самых плитах стояли, сливаясь душой с Создателем, святые монахи бенедиктинцы. Они ничего не замечали вокруг себя, и этим воспользовались подлые убийцы!

Бесшумно скользя между молящимися, они с нечеловеческой жестокостью рубили им головы. Аббат внутренне готовился приступить к гимну Оффертория, как ощутил сильный удар сзади в шею. Невольно протянув вперед руки, он поймал свою голову, слетевшую с плеч от удара меча.

Да, возлюбленные мои воспитанники, – голос падре Бартоломео дрожал и рвался, – да, на этом завершилось земное существование святого аббата. Но он не умер, нет, он не умер, подобно другим смертным, – голос падре набирал силу и гремел, точно колокол. – Держа в руках собственную голову, твердой поступью направился аббат к выходу из зала. Вот туда, – падре устремлял указующий перст в сторону входных врат, и кадеты, точно завороженные, поворачивали вослед головы.

– Да, решительным шагом проследовал аббат мимо окаменевших от удивления мавров, покинул зал, спустился в подземелья, отыскал потаенный подвал и через лишь ему ведомый подземный ход перешел прямо в рай. Изумленные нечестивцы в страхе бросились к лодкам и убрались восвояси.

О происшедшем поведал на следующий день один из братьев бенедиктинцев. В ту ночь он дежурил на кухне. Выполнив свои обязанности, брат поспешил в часовню, чтобы послушать, как аббат произносит Офферторий. Подойдя к приоткрытой двери часовни, он увидел происходящее в ней и замер в смертном оцепенении. Когда аббат, сжимая в вытянутых руках истекающую кровью голову, прошел мимо, монах очнулся и двинулся вслед за святым.

«Отец, отец, услышь меня!» – взывал он, но тщетно. Следуя по пятам за аббатом, бенедиктинец спустился в подвалы и увидел, как распахнулись врата рая. Монах бросился что есть сил за наставником, но со всего размаха ударился лбом о стену, упал и потерял сознание.

Его рассказу никто не поверил.

«От страха бедолага повредился рассудком», – говорили одни.

«Увидев такое, немудрено сойти с ума!» – соглашались вторые.

«Та часть рассказа, где речь идет о маврах, вполне правдоподобна, – занимали взвешенную позицию третьи, – но история про аббата – явная выдумка, бред испуга».

Всех смущал тот простой факт, что среди трупов не смогли обнаружить тело аббата. Настоятель монастыря не мог оставить своих братьев и подопечных в столь тяжелую минуту. Значит… значит, мавры захватили его в плен.

Вывод напрашивался сам собой, и ничего сверхъестественного в таком умозаключении не наблюдалось.

«Скоро они запросят за аббата выкуп, и тогда мы узнаем все подробности», – решили власть предержащие.

Монахов с почестями похоронили и стали ждать развития событий. Но ничего не происходило.

Разумеется, мавры, вернувшись в свои владения, немедленно принялись рассказывать об увиденном ими чуде. И сколько ни заклинали их муллы держать язык за зубами, ведь эта история не оставляла сомнений в святости аббата, а значит – в превосходстве истинной веры над заблуждением, – но правду, как оливковое масло, в мешок не упрячешь.

Да, не упрячешь, не задушишь и не исказишь, правда всегда пробивается наружу, мои юные воспитанники, пробивается сквозь самые плотные препоны лжи. Эта история быстро прокатилась по всему мусульманскому миру и вернулась в христианский Кадис. Теперь скептикам было некуда деваться, осмеянного монаха, влачившего жалкое существование в одной из обителей города, пригласили к губернатору, щедро наградили и предложили собрать в пустующем здании истинных служителей веры. Так возник монастырь Живого Аббата, ведь святой настоятель не умер, а живым, своими ногами перешел в лучший мир.

Помните, юные мои друзья, сила офицеров морского флота объединенных королевств кроется не только в мече, который мы сжимаем правой