Жильбер Синуэ - Порфира и олива Страница 39

Глава XVII

Апрель 186 года.

Карпофор поерзал на скамье, наклонился вперед, тем самым, прервав работу своего брадобрея.

— Вы все, здесь присутствующие, послушайте меня внимательно. Под нашим кровом скоро произойдет важное событие. Событие, имеющее величайшее значение.

Всадник выдержал паузу, словно хотел принудить слушателей хорошенько затаить дыхание.

— Нынче вечером нас посетит император!

— Император? — вскричала Корнелия в замешательстве.

— Император, — подтвердил Карпофор, распираемый восторгом.

— Ты хочешь сказать, что Коммод... Сам Коммод?

— Ну разумеется, женщина, кем же еще он, по-твоему, может быть?

Засим он обернулся к Елеазару, Калликсту и прочим рабам, на сей раз уже их вопрошая:

— Ну, что вы скажете о подобной чести?

Император, префект или любые другие персоны, — подумалось Калликсту, — что это может изменить в его жизни? Тем не менее он сделал над собой усилие, чтобы казаться восхищенным:

— Это хорошо, господин, столь блистательный визит непременно повысит ваш престиж.

— Не будем забывать и о пользе дела, мой дорогой Калликст. Это будет нам благоприятствовать в делах! Как тебе известно, у меня есть кое-какие виды в отношении торговли зерном. Заручившись поддержкой Коммода, я наконец смогу осуществить свою мечту: получить исключительное право на зерно, привозимое из Египта. К тому же разве я не владелец самого большого из кораблей флота? Это было бы признание!

— Признание Вашего значения! — с преувеличенным пафосом подхватил Елеазар. — Вы станете самым важным лицом в Империи! — тут он осекся, потом прошелестел: — После императора, конечно.

Карпофор аж расцвел от удовольствия, зато фракиец метнул на управителя взгляд, весьма красноречиво говорящий, как он оценивает эту льстивую болтовню.

— Но нам же ни за что не успеть все подготовить! — простонала Корнелия.

— Однако придется! Я не потерплю ни малейшего упущения! Повара уже осведомлены о предстоящем. Они трудятся не покладая рук до самого обеда. Тем паче, что император явится не один. С ним будут его доверенный сановник Клеандр, префект преторских когорт, да еще Амазонка, Марсия.

— Марсия? — шумно вознегодовала матрона.

— Да, Корнелия. И я требую, чтобы ты обходилась с ней, как с Августой.

— С ней? С вольноотпущенницей? Распутницей, перешедшей к Коммоду от Помпеануса? Интриганкой, вытеснившей императрицу Бруттию Криспину с ее законного места?

Калликст усмехнулся. Как все выскочки, его хозяин и в особенности хозяйка были помешаны на респектабельности. Их суд зачастую оказывался строже, чем понятия аристократов, отпрысков древних родов.

— Корнелия! Я запрещаю тебе вести подобные речи!

Женщина, гневно всплеснув руками, обернулась к Маллии, рассчитывая на поддержку.

— Тетя права. Если бы эта Марсия ограничивалась тем, что меняла любовников, ее поведение не касалось бы никого, кроме ее самой. Но женщина, выставляющая себя напоказ в голом виде среди гладиаторов? Которая не стесняется затевать на арене схватки с другими разнузданными бесстыдницами? Если женщина до такой степени роняет себя, она тем самым унижает и тех, кто откроет ей своп двери как гостье.

Тут Калликсту вспомнились слова Фуска: «Марсия и впрямь великолепное создание». В том-то, без сомнения, и крылась истинная причина враждебности двух этих женщин.

— Ладно, поговорим об этом! — рассердился ростовщик. — Я знавал женщин, которым, чтобы низко пасть, не требовалось таких вопиющих способов. С виду они действовали поскромнее, но результат выходил столь же впечатляющий. Не так ли, моя любезная Маллия?

Маллии показалось, что она сейчас лишится чувств. Что до Калликста, он, захваченный врасплох намеком своего господина, в смущении отвел глаза. Скоро три года, как он стал любовником молодой госпожи. Весь дом наверняка знал об этом, исключая — по крайней мере, так он полагал до этого мгновения — самого Карпофора. Теперь же его замечание доказало, что он был не столько слепцом, сколько потатчиком. Во взгляде, брошенном на него Маллией, он прочел, что она думает так же. Но всего примечательней было выражение лица Елеазара — он внутренне ликовал. А Карпофор между тем заключил:

— Я запрещаю тебе, Маллия, и тебе тоже, Корнелия, тем или иным образом показывать, что вам не импонирует наложница нашего императора! Властитель Рима — священная особа. И все его близкие тоже, притом не меньше! А теперь прервите на время ваши обычные занятия, и пусть сегодня вечером все здесь будет безупречным.

Уходя, Калликст и вилликус столкнулись, но ни слова не сказали. Со времен оссуария эти двое, живя так близко, относились друг к другу с полнейшим презрением, и их разговоры никогда не выходили за пределы самой строгой необходимости.

Карпофор, желая сделать Калликста своим ближайшим помощником, по существу вывел его из-под власти сирийца. На его стороне также было скрытое, но не менее действенное покровительство Маллии, оно мешало управителю набраться решимости, чтобы попытаться навредить ему. Тем не менее, между двумя этими людьми не угасала стойкая враждебность. Калликст ничего не забыл. Что до Елеазара, вынужденного быть свидетелем возвышения этого раба, который чем дальше, тем больше походил на соперника и возможного преемника, вилликус питал к нему самую бешеную неприязнь.

Начертав последнюю строку в своих счетах за истекший день, Калликст покинул комнатушку, где он обычно занимался делами. В имении все так метались, будто их поджаривали на раскаленных углях. Рабы-поселяне доставляли в дом съестное целыми переполненными повозками. В триклинии не утихала беспрерывная суета, рабы сновали взад-вперед, внося ложа из слоновой кости, бронзовые столы и сосуды с благовониями.

Пересекая перистиль, он заметил Флавию, со всех ног бегущую в сторону покоев своей госпожи. Она едва успела махнуть ему рукой.

— Ох, эта Крапивная Лихорадка! — задыхаясь, бросила она. — Не знаю, что происходит, но она с самого утра словно взбесилась.

— Это все из-за сегодняшнего вечера, — хотел объяснить Калликст. — Император...

Но девушка уже юркнула в дом.

Раздосадованный, он пожал плечами. Со дня своего крещения «сестренка» явно старалась его избегать. Держалась с ним куда отчужденнее, пользуясь тем, что у нее возникли свои собственные отношения с Маллией: та теперь проявляла к юной мастерице причесок заметно больше уважения. В жизни Калликста эта ее отстраненность обернулась пустотой, заполнить которую он не мог. И с горечью вспоминал времена, когда она хваталась за любой, какой ни на есть предлог, лишь бы увидеться с ним.