Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 3 Страница 4

Беседа происходила на шестом этаже главной крепостной башни, чьи окна смотрели на три стороны света. Заход солнца был мрачен, тонкий серп месяца висел низко над горизонтом, сырой воздух стоял без движения, хотя здесь, на высоте почти ста футов от основания крепостных стен, улавливалось каждое дуновение ветра. Низкое помещение, заключенное внутри мощных стен, занимало половину этажа; остальные комнаты выходили на другую сторону.

Торанага поднял с татами письмо Хиромацу, переданное Марико, и еще раз прочитал. Она заметила, что у даймё дрожит рука.

– Зачем он хочет приехать в Эдо? – Торанага нетерпеливо отбросил свиток в сторону.

– Простите, господин, но я не знаю. Он только просил меня передать вам это послание.

– Вы разговаривали с христианином-отступником?

– Нет, господин. Ёсинака сказал, что это запрещено всем.

– Как вел себя в пути Ёсинака?

– Очень деятельно, господин. – Она терпеливо ответила на вопрос во второй раз. – Он очень исполнителен. Прекрасно нас охранял и доставил точно вовремя.

– Почему священник Цукку-сан не вернулся вместе с вами этим путем?

– По дороге из Мисимы, господин, он поссорился с Андзин-сан, – пояснила Марико, не зная, что наговорил отец Алвито, если Торанага уже вызывал его. – Святой отец решил ехать отдельно.

– Из-за чего произошла ссора?

– Частично из-за меня, из-за моей души, господин. В основном из-за вражды их религий и потому, что между их правителями идет война.

– Кто начал ссору?

– Они одинаково виноваты. Ссора началась из-за фляжки спиртного. – Марико рассказала про стычку с Родригесом, потом продолжала: – Цукку-сан принес вторую фляжку в подарок, желая, как он выразился, извиниться за Родригес-сан, но Андзин-сан объявил напрямик – чересчур откровенно, – что не хочет никакого «папистского спиртного», предпочитает саке и не доверяет священникам. Святой отец вспыхнул и, тоже не выбирая выражений, заверил, что никогда не имел дела с ядом и впредь не собирается иметь. Поклялся, что в жизни не забудет этого оскорбления.

– Ах, яд? Они используют яд как орудие убийства?

– Андзин-сан говорил мне, что некоторые у них применяют яд, господин. Затем последовал поток новых грубостей, и они сцепились из-за религии, спасения моей души, розни между католиками и протестантами. Я ушла за Ёсинака-сан, чтобы прекратить ссору.

– Чужеземцы не приносят нам ничего, кроме беспокойства. Христиане не доставляют ничего, кроме обид. Правда?

Она не ответила, расстроенная его раздражительностью. Это было так непохоже на него – потерять свое легендарное самообладание, без всякой видимой причины, как казалось. «Может быть, это поражение так на него подействовало? – гадала Марико. – Без него погибнем мы все, мой сын погибнет, и Канто скоро попадет в чужие руки». Его мрачность оказалась заразительна. Она смотрела на улицы и замок как сквозь завесу, которая, похоже, заслонила весь город, а ведь жители его славились веселым нравом, дерзким зубоскальством и умением наслаждаться жизнью.

– Я родился в тот год, когда у нас появились первые христиане. С тех пор они околдовали всю страну, – произнес Торанага. – Все пятьдесят восемь лет ничего, кроме беспокойства…

– Сожалею, что они оскорбили вас, господин. Что-нибудь еще? С вашего разреше…

– Садитесь. Я еще не кончил. – Торанага опять позвонил в колокольчик – дверь открылась. – Пошлите за Бунтаро-сан.

Вошел Бунтаро. Сохраняя на лице свирепое выражение, он встал на колени и поклонился. Марико поклонилась ему, не вымолвив ни слова, он же, казалось, ее не заметил.

Незадолго перед этим Бунтаро встретил их кортеж у ворот крепости. После краткого приветствия передал приказ сразу же явиться к господину Торанаге, сообщив, что за Андзин-сан пошлют потом.

– Бунтаро-сан, ты просил у меня встречи в присутствии твоей жены, и как можно быстрее.

– Да, господин.

– Чего ты хотел?

– Я смиренно прошу отдать мне голову Андзин-сан, – сказал Бунтаро.

– Почему?

– Пожалуйста, простите меня, но я… Мне не нравится, как он смотрит на мою жену. Я хотел… Я хочу сказать ей это в вашем присутствии. Кроме того, он оскорбил меня в Андзиро, и я не могу жить с таким позором.

Торанага посмотрел на Марико: та, казалось, окаменела.

– Ты обвиняешь ее в том, что она дала ему повод?

– Я… Я прошу разрешения снять с него голову.

– Ты обвиняешь ее в том, что она его поощряла? Отвечай на вопрос!

– Прошу извинить меня, господин, но если бы я так думал, то был бы обязан тут же отрубить ей голову, – ответил Бунтаро с холодным безразличием, потупившись. – Этот чужеземец постоянно нарушает мой покой. Я считаю, что он дурно влияет и на вас. Разрешите мне отрубить ему голову, прошу вас. – Он поднял взгляд. Его толстые щеки были не бриты, глаза ввалились. – Или позвольте мне забрать жену, и сегодня вечером мы уйдем в «великую пустоту» – готовить вам путь.

– Что вы скажете на это, Марико-сан?

– Он мой муж. Все, что он решит, я сделаю, – если вы не откажете ему в этом, господин. Это мой долг.

Торанага переводил глаза с мужчины на женщину. Потом его голос стал тверже – на мгновение он сделался прежним Торанагой:

– Марико-сан, через три дня вы уедете в Осаку. Подготовите для меня этот путь и дождетесь меня там. Бунтаро-сан, ты будешь сопровождать меня как командир эскорта, когда я отправлюсь туда. После того как выполнишь свой долг в качестве моего помощника, ты или один из твоих людей окажете ту же услугу Андзин-сан – с его согласия или без него.

Бунтаро прочистил горло:

– Господин, пожалуйста, объявите «малиновое»…

– Придержи язык! Ты забываешься! Я три раза сказал тебе: «Нет!» В следующий раз, когда у тебя хватит дерзости лезть ко мне с непрошеным советом, ты вскроешь свой живот над помойкой!

Голова Бунтаро снова коснулась татами.

– Прошу меня извинить, господин. Прошу прощения за дерзость.

Марико, смущенная грубым, постыдным срывом Торанаги больше, чем дерзостью Бунтаро, тоже низко поклонилась, чтобы спрятать смятение. Торанага тут же опомнился:

– Пожалуйста, извините мою несдержанность. Твоя просьба будет удовлетворена, Бунтаро-сан, но только после того, как ты выполнишь роль моего помощника при сэппуку.

– Благодарю вас, господин. Пожалуйста, извините меня, если я вас оскорбил.

– Приказываю вам обоим помириться. Вы это сделаете?

Бунтаро коротко кивнул. Марико тоже.

– Хорошо. Марико-сан, вы вернетесь сегодня вечером вместе с Андзин-сан, в час собаки. Теперь можете идти.

Она поклонилась и оставила мужчин.