Георг Борн - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1 Страница 4

Д'Эпернон с ужасом отшатнулся. Король вскочил и схватил убийцу за руку, но было уже поздно. Равальяк успел ударить его в грудь. Видя, что удар пришелся не в самое сердце, он ударил еще раз, сильнее. Генрих IV упал на подушки экипажа, обливаясь кровью. Герцог д'Эпернон растерянно вскочил.

— Короля убивают! Помогите, король умирает! — отчаянно закричал он.

Подбежало несколько человек. Равальяк попытался спастись бегством, но за ним бросились по пятам.

— Держите убийцу! Хватайте его! — кричали со всех сторон.

Возле экипажа уже толпился народ, раздавались плач и крики.

Король Генрих лежал неподвижно. В эту минуту сквозь толпу протиснулись два мушкетера. Герцог д'Эпернон хотел отдать им приказания, но они не обратили на него внимание и, по-видимому, хотели удостовериться сами.

Один из них был настоящий атлет.

— Каноник, — сказал он своему товарищу, — расчисти дорогу к тому дому.

Для этого не пришлось употреблять силу: один взгляд его черных глаз, один жест — и толпа быстро расступилась.

Второй мушкетер резко контрастировал со своим товарищем-геркулесом. По его худощавой невысокой фигуре, желтовато-бледному цвету лица и особенной осанке в нем сразу был виден человек знатного происхождения, а прозвище «Каноник» наводило на мысль о том, что он променял рясу на шпагу.

Но в общей суматохе было не до наблюдений. Все удовлетворились тем, что два мушкетера — а мушкетеров вообще любили — оказывали помощь королю.

— Помочь тебе, Милон? — спросил Каноник своего товарища, пытавшегося приподнять короля.

— К несчастью, любая помощь уже бесполезна, — отвечал вполголоса Милон. — Где этот маркиз?

— Он побежал за убийцей, он поймает его, — сказал Каноник.

— Позовите доктора, помогите нашему доброму королю! — кричали женщины в отчаянии.

Мушкетер-геркулес осторожно поднял безжизненное тело Генриха IV и понес в ближайший дом. Оно было тяжелым, как гиря, но со стороны казалось, что мушкетер несет его словно перышко. Каноник и герцог д'Эпернон шли за ним. Люди вокруг падали на колени и плакали.

Милон положил убитого на приготовленную постель. Он видел, что все кончено. Прибывшие доктора только пожали плечами и объявили, что здесь их искусство бессильно. Тело уже начинало холодеть.

Благородный Генрих IV умер от руки убийцы.

Когда печальная весть дошла до народа, им овладела бешеная злость на убийцу. Огромная толпа бежала по улицам с одной лишь мыслью — схватить и умертвить его. Если бы убийца попал в руки своих преследователей, его бы непременно разорвали на куски.

Между тем короля отвезли в Лувр на покрытой черным колеснице. На следующий день тело поместили в дворцовой церкви посреди бесчисленного множества свечей. Мария Медичи окружила его всевозможной торжественной пышностью, чтобы показать, как сильно она горюет и заглушить в себе упреки совести. Еще ни одна королевская похоронная процессия не выглядела столь пышно, как эта, сопровождающая Генриха IV к месту его захоронения в Сен-Дени.

III. РАВАЛЬЯК

В то самое время, когда король выезжал с герцогом д'Эперноном из Лувра, богатый дом на улице Сен-Мартен, где жил Милон, покинули три мушкетера: геркулес Милон, Каноник и их товарищ, необычайно красивый мужчина лет двадцати восьми. Его лицо с густой темно-русой бородкой являло мягкость, благородство и какую-то затаенную грусть, которая особенно была заметна, когда он улыбался. Голубой мушкетерский кафтан его и короткий плащ были сшиты из самой дорогой материи, на черной шляпе развевалось редкой красоты перо, бархатные панталоны и белые чулки также имели безукоризненный вид.

Он взял Каноника под руку и торопливо вышел с ним на улицу, пока Милон говорил что-то на лестнице лакею.

— Что случилось, маркиз? — спросил Каноник со своей обычной невозмутимостью.

— Мне надо сказать тебе пару слов пока нет Милона, — отвечал он, — вернее, у меня есть к тебе просьба.

— Говори, в чем дело, приятель! Ты знаешь, что Джузеппе Луиджи всегда был преданным другом маркиза Эжена де Монфор.

— Несмотря на его осторожность и сдержанность в проявлении чувств, — с улыбкой добавил маркиз. — Как раз эти твои качества и заставили меня обратиться именно к тебе, а не к нашему Милону. Он великолепный человек, но слишком бурный, а ты, я знаю, не станешь добиваться, чтобы узнать больше того, чем я тебе скажу.

— Можешь быть уверен, я ведь никогда не расспрашиваю тебя о твоих тайнах, и теперь ты волен говорить мне лишь то, что захочешь.

— Так к делу, монсеньор, пока не подошел Милон Арасский. Я попрошу тебя быть свидетелем одного обряда.

— В котором ты будешь участвовать, маркиз?

— Разумеется. Ты знаешь маленькую церковь Св. Флорентина в предместье Сен-Дени, недалеко от заставы? Она стоит на небольшой площади, в глухом месте.

— Не знаю, но найду.

— Через три дня, в полночь, я буду ждать тебя на паперти.

— Как, ночью? — спросил Каноник, пытливо вглядываясь в лицо маркиза.

В это время послышались шаги догоняющего их Милона.

— Да, в полночь, остальное узнаешь там. Дай мне слово, что никогда не станешь расспрашивать меня о том, что увидишь в церкви?

— Даю, — быстро ответил Каноник, и они замолчали с приближением своего товарища. Его прозвали Милоном Арасским, потому что ростом и силой он напоминал гиганта Милона Кротонского. Его старик-отец имел богатое имение Сент-Аманд на севере Франции, недалеко от Арасса. Огромный доход от имения давал ему возможность содержать сына в Париже, в королевских мушкетерах, куда поступали, как известно, только самые знатные дворяне.

У Генриха де Сент-Аманд, прозванного Милоном Арасским, было добродушное, открытое лицо с выражением уверенности в собственной силе. Ему незнакомы были подозрительность и страх, так же, как и хитрость и фальшь. Большие черные глаза отражали всю его душу, в противоположность Канонику, который больше всматривался в других, нежели позволял заглянуть в свой внутренний мир.

В то время как трое мушкетеров повернули с улицы Оньяр на улицу Рени, Равальяк, вскочив на подножку королевского экипажа, убил Генриха IV. Мушкетеры в первую минуту не поняли, отчего бежит и кричит толпа народа.

Вдруг маркиз увидел Равальяка с ножом в руке, убегающего от своих преследователей. Тут и товарищи его заметили королевскую карету, услышали плач женщин и крики мужчин. Милон и Каноник бросились к экипажу, а маркиз пустился в погоню за преступником, чтобы предупредить новое кровопролитие.

Бледный, весь в черном, с растрепанными волосами, Равальяк бежал со всех ног, но, поняв, что ему не уйти, прислонился спиной к углу одного из домов и стал отчаянно бить ножом направо и налево. Страшно было смотреть на него. Его платье и руки были в крови, вид которой еще больше разжигал в нем злобу.