Виктор Поротников - Кровавое Крещение «огнем и мечом» Страница 4

Затем Добрыня принялся незлобливо укорять Владимира за то, что тот полагается лишь на советы воеводы Блуда, а всех прочих советников отстранил от себя.

— Ты сам оставил Блуда в Киеве, велев ему быть моей правой рукой, — недовольно заметил дяде Владимир. — Блуд всех имовитых киевлян знает как облупленных, любые козни местных бояр распутать может, у Блуда повсюду глаза и уши, поэтому Блуд и пользуется моим особым расположением. Все прочие советники токмо меж собой грызутся, всяк сам себя хвалит, а других хулит. Не доверяю я им, дядя.

Добрыня подсел поближе к Владимиру и заговорил с ним о делах насущных, чуть понизив голос.

— Поговорим, племяш, начистоту, — молвил Добрыня, глядя в глаза Владимиру. — Хоть ты и сидишь в Киеве на троне отца своего, но надежной опоры здесь у тебя нет. Бояре киевские кланяются тебе, покуда новгородцы и варяги трон твой стерегут. Варяги в тягость киевлянам, а ты, племяш, для местной знати — сын рабыни, отнявший трон у Ярополка, переступив через его кровь.

— Ярополк был убит по твоему приказу, дядя, — сердито воскликнул Владимир, вскочив со стула. — Я не желал смерти Ярополку. Я послал своих людей, чтобы они встретили Ярополка на пути из Родни и доставили его ко мне целого и невредимого. Однако подлые варяги, повинуясь тебе, дядя, закололи Ярополка мечами, едва он ступил под своды этого терема.

— Признаю, племяш, на мне кровь Ярополка, — покивал Добрыня. — Но это дела не меняет. Не люб ты киевлянам, Владимир. Вот что плохо. Покуда за тобой сила, ты можешь разговаривать с киевлянами властно и свысока. Однако трон зашатается под тобой, как только новгородцы и чудские князья вернутся к себе домой, как это уже сделали отряды кривичей.

Нахмурив брови, Владимир медленно подошел к узкому окну и глянул через голубые, желтые и зеленые стеклянные квадратные ячейки на широкий теремной двор, мощенный камнем.

— Как же быть, дядюшка? — проговорил Владимир, не глядя на Добрыню. — Блуд мне о том же втихомолку толкует.

— Как уйдут новгородцы в свой северный край, у нас с тобой, племяш, останется одна надежная опора — варяжская дружина, — ответил Добрыня. — Не считая моих гридней и людей воеводы Блуда.

— Не доверяю я варягам, — негромко обронил Владимир. — Польстившись на злато, варяги убили Ярополка, они и меня могут зарезать ради злата-серебра. У киевских бояр сокровищ много, а неприязни ко мне еще больше…

— Не робей, племяш, — ободряюще сказал Добрыня. — Ты женат на дочери Стюрбьерна Старки, никто из варягов не посмеет поднять на тебя руку.

— В самом деле? — Владимир повернулся к дяде лицом. По нему было видно, что он и впрямь обеспокоен своим будущим.

— Верь мне, племяш, — продолжил Добрыня. — Алова для тебя — самый надежный оберег. Тебе бы не разлучаться с Аловой ни днем, ни ночью, так нет же! У тебя либо Юлия на уме, либо Рогнеда, либо дочь чудского князя Пуркеша. Про Алову ты, дурень, и не вспоминаешь. Ты хоть одну ночь провел с Аловой, поселившись в Киеве?

Владимир опустил глаза и отрицательно помотал головой.

— Алова же слишком юна, — оправдываясь, пробормотал он, — ей всего-то четырнадцать лет. Тора наказывала мне сразу после свадьбы, чтобы я не трогал Алову хотя бы год-два. Мне даже мыться в бане вместе с Аловой было запрещено.

— Полно, племяш, — улыбнулся Добрыня. — Все эти запреты остались в прошлом. Ныне Тора сама спрашивает у меня, когда же наконец ее дочь родит дитя от князя Владимира. Смекаешь?

Владимир молча кивнул, встретившись глазами с Добрыней.

— Запомни, племяш, — промолвил Добрыня, усадив Владимира рядом с собой на скамью. — Ты сидишь на златокованом столе киевском между лисой и волком. Лиса — это воевода Блуд, который дарит тебе подарки, толкает тебя в объятия наложниц, обволакивает тебя лестью, а сам потихоньку забирает власть в свои руки. Говорит Блуд складно, улыбается льстиво, а что у него в помыслах, неведомо. Волк — это конунг Стюрбьерн Старки. С этим шутки плохи, племяш. Волка приручить невозможно. Стюрбьерн служит тебе ради счастья своей дочери. Стоит Стюрбьерну заподозрить, что ты брезгуешь его дочерью, как этот головорез превратится в твоего злейшего недруга. Стюрбьерн Старки и его жена хотят видеть свою дочь княгиней киевской, а ее сыновей — твоими законными наследниками. Помни об этом, племяш. — Добрыня слегка похлопал Владимира по широкому плечу. — И впредь оказывай Алове больше нежности и внимания, дабы у всех вокруг сложилось впечатление, что именно она царит в твоем сердце. Уразумел?

— Уразумел, дядя, — ответил Владимир без особой радости в голосе.

Глава вторая

Мать и дочь

— Похоже, слух о том, что гречанка Юлия родила сына не от Владимира, не ложный, госпожа, — негромко промолвила Бера, переступив порог светлицы. — Повитуха прямо заявила мне об этом, и теремные челядинки о том же шепчутся.

— Дверь плотнее притвори, — бросила Тора своей преданной служанке.

Сидя за столом, Тора перебирала украшения из янтаря, доставая их одно за другим из небольшой кипарисовой шкатулки. Она тут же прекратила это занятие, едва пред ней предстала Бера.

Закрыв поплотнее буковую дверь с медным кольцом вместо ручки, Бера приблизилась к столу и опустилась на стул, повинуясь молчаливому жесту своей властной госпожи.

— Повитуха поведала мне, что Юлия сошлась с Владимиром на ложе, уже будучи беременной от Ярополка, — заговорила Бера таинственным полушепотом. — Юлия всем говорит, что отец ее ребенка — князь Владимир. Юлия хочет опутать своими чарами юного Владимира, дабы он сделал ее законной женой. А сына своего Юлия желает видеть наследником князя Владимира. Повитухе Юлия обещала щедрую награду за молчание, но мне удалось-таки разговорить эту женщину, подпоив ее вином.

— Далеко метит эта смазливая гречанка, очень далеко! — обронила Тора с каким-то зловещим оттенком в голосе. — Одного Юлия уже добилась — ей удалось вскружить голову Владимиру.

— Может, подсыпать Юлии яду? — Бера выразительно глянула в глаза Торе. — У меня имеется неплохое смертоносное зелье.

— Нет. — Тора отрицательно покачала головой в роскошном уборе из уложенных венцом длинных кос. — Юлия трапезничает с Владимиром, который зачастую пьет с гречанкой из одной чаши. Я сама это видела. Убрать Юлию нужно каким-нибудь другим способом. Подумай над этим. — Тора многозначительно взглянула на верную служанку. — И ни с кем не советуйся об этом!

Бера понимающе закивала головой, повязанной белым платком.

Киевский терем, где поселились Добрыня и Владимир вместе с челядью и дружиной, был выстроен еще Игорем Старым, дедом Владимира. Это было огромное двухъярусное здание, возведенное на каменном фундаменте. Нижний этаж терема был выстроен из дубовых бревен, верхний этаж был сложен из бревен сосновых. На стропила и тесовую крышу были использованы березовые брусья и доски. Терем изначально возводился как княжеская цитадель, поэтому в нижнем ярусе оконных проемов не было вовсе, а узкие окна верхнего яруса более напоминали бойницы. Под потемневшими от времени сводами этого терема когда-то звучал голос княгини Ольги, здесь же некогда пировали дружинники Святослава Игоревича после победоносных походов на Волгу, Кавказ и Дон. Какое-то время в этих хоромах хозяйничал Ярополк Святославич, не совершивший ничего примечательного, кроме убийства своего родного брата Олега. В этом же тереме Ярополк встретил и свою внезапную смерть от мечей наемных варягов, пришедших в Киев вместе с Добрыней и Владимиром Святославичем.