Рота стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл Страница 4

Шарпу задачу поставил Хоган. Пехотной роте предстояло вместе с саперами направиться к самой большой бреши. Солдаты принесут мешки с сеном и сбросят их с отвесной стены рва; получится огромная подушка, на которую смогут безопасно спрыгнуть «Отчаянная надежда» и атакующие батальоны. Шарп следил за тем, как его люди спускаются в траншею, каждый со здоровенным мешком. Сержант Харпер опустил на землю свой, сел на него, примял поудобнее и улегся.

– Лучше всякой перины, сэр.

Почти каждый третий в войсках Веллингтона был выходцем из Ирландии. Харпер – неунывающий здоровяк шести футов четырех дюймов ростом – давно не находил странным, что воюет в чужой армии. Он завербовался в Донеголе, чтобы не умереть с голоду, и сохранил память о родной стране, любовь к ее вере и пламенную гордость за ее древних героев-воителей. Он сражался не за Англию и уж тем более не за Южный Эссекский полк, а за себя и за Шарпа. Шарп был его командиром, стрелком, как и он, и другом, насколько возможна дружба между сержантом и капитаном. Харпер гордился званием солдата, пусть и во вражеской армии, поскольку людям свойственно гордиться тем, что они хорошо умеют делать. Он не исключал, что когда-нибудь станет сражаться за Ирландию, хоть и не представлял себе, как такое возможно, ведь страна разгромлена и растоптана, очаги сопротивления уничтожены. Но сказать по правде, такие мысли не особенно его занимали. Сейчас он в Испании, его работа – муштровать и дисциплинировать, ободрять и умасливать роту легкой пехоты Южного Эссекского. С этим он справлялся великолепно.

Шарп кивнул на мешок:

– Там небось полно блох.

– Да, сэр, наверняка. – Харпер ухмыльнулся. – Но на мне уже нет места для новых насекомых.

Все в армии были вшивыми и блохастыми, однако настолько к этому притерпелись, что даже не замечали. Завтра в Сьюдад-Родриго можно будет раздеться, выкурить дымом паразитов из одежды, прогладить швы горячим утюгом, чтобы убить гнид. Но то завтра.

– Где лейтенант?

– Болеет, сэр.

– Пьян?

Харпер нахмурился:

– Это не мне говорить, сэр.

Что означало: лейтенант Гарольд Прайс пьян в стельку.

– Он протрезвеет?

– Как всегда.

Лейтенант Прайс был в роте новичком. Карточные долги и скандальные беременности у местных девушек убедили его отца, непьющего и набожного гэмпширского судостроителя, что юному Прайсу самое место в армии. Отец купил повесе патент прапорщика, а четырьмя годами позже заплатил четыреста пятьдесят фунтов за лейтенантский чин. Он так охотно расстался с этой суммой потому, что лейтенантская вакансия открывалась в Южном Эссекском полку, воюющем за границей, а почтенный судостроитель мечтал спровадить младшего сына подальше.

Роберт Ноулз, прежний лейтенант Шарпа, оставил полк: купил себе капитанскую должность в бригаде фузилеров, освободив вакансию, которую затем занял Прайс. Шарпу замена поначалу не понравилась. Он спросил Прайса, почему тот, сын судостроителя, не пошел на флот.

– Из-за морской болезни. Не могу устоять на ногах.

– Вы и на суше не можете.

Прайс понял не сразу, а когда понял, его круглое, добродушное, обманчиво невинное лицо расплылось в улыбке.

– Так точно, сэр. Шутите. И все же, сэр, на суше, если вы меня понимаете, под ногами всегда что-то твердое. Я хочу сказать, свалившись, ты хоть знаешь, что это хмель, а не чертова качка.

Антипатия прошла быстро. Лейтенанта Прайса невозможно было не любить. Его единственным жизненным устремлением был разгул, в котором отказывала сыну строгая богобоязненная семья, и он сохранил довольно ума, чтобы в ситуациях, которые требовали быть трезвым, хотя бы держаться на ногах. Солдаты нянчились с ним и выгораживали, считая, что он не жилец на этом свете – если не французская пуля убьет, так пьянка, или ртутные соли, которые он принимает от сифилиса, или ревнивый муж, или, как с восхищением выразился Харпер, просто чертово изнурение.

Здоровяк-сержант приподнялся над мешком и кивнул вдоль траншеи:

– Вот и он, сэр.

Прайс с трудом улыбнулся, сморгнул, когда над головой в сторону города пролетело двадцатичетырехфунтовое ядро, и вылупился на Харпера:

– На чем это вы лежите, сержант?

– На мешке с сеном, сэр.

Прайс восхищенно покачал головой:

– Черт! Надо, чтобы их выдавали каждый день. Можно одолжить?

– Пожалуйста, сэр. – Харпер встал и сделал приглашающий жест.

Прайс рухнул на мешок и аж застонал от удовольствия:

– Разбудите меня, когда позовет слава.

– Да, сэр. Чья слава?

– Боже мой! Ирландское остроумие! – Прайс закрыл глаза.

Небо потемнело, облака окрасились в зловещий багровый цвет, неизбежное близилось. Шарп выдвинул палаш на несколько дюймов из ножен, проверил заточку и засунул клинок обратно. Палаш был его фетишем наравне с бейкеровской винтовкой. Как офицер, он по традиции должен был носить саблю. Однако сердце не лежало к легкому изогнутому клинку. Вместо сабли капитан таскал прямой кавалерийский палаш, подобранный на поле боя. Зверское оружие – тридцать пять дюймов тяжеленной стали, – но Шарпу хватало силы и роста, чтобы управляться с ним играючи.

Харпер заметил, как Шарп трогал клинок.

– Думаете, придется пустить его в ход, сэр?

– Нет. Мы дальше гласиса не пойдем.

Харпер засопел:

– Всегда есть надежда.

Ирландец заряжал свою семистволку – оружие в высшей степени еретическое. Каждое дуло имело в диаметре полдюйма, и они выстреливали одновременно, сея верную смерть. Оружейник Генри Нок изготовил всего сотню таких винтовок, их закупил Королевский флот, но сильная отдача калечила стреляющему плечо, и партию тихо списали. Оружейник был бы доволен, случись ему увидеть, как верзила-ирландец, один из немногих, кому хватало силы управляться с этаким чудищем, тщательно заряжает каждый двадцатидюймовый ствол. Харпер любил семистволку, выделявшую его, как Шарпа – палаш; к тому же это был подарок, купленный Шарпом у лиссабонского лавочника.

Капитан поплотнее закутался в шинель, взглянул через бруствер на город. Смотреть было не на что. Снег, блещущий мириадами металлических искр, лежал на гласисе, продолжавшем холм, на котором стоял Сьюдад-Родриго. По черным рытвинам от ядер Шарп угадывал скрытую гласисом брешь. Гласис строится не против пехоты. Это земляной склон, на который легко вскарабкаться; он находится перед крепостной стеной и имеет целью защищать ее от обстрела. Веллингтону пришлось захватить французские форты на близлежащих холмах, чтобы установить пушки на возвышении и бить выше гласиса по стенам.

За гласисом тянулся невидимый Шарпу ров, широкий, каменный, а за ним – недавно построенные стены, в свою очередь скрывающие старые, средневековые. Артиллерия пробила обе куртины, и новую и старую, но защитники наверняка приготовили в