Эдуард Маципуло - Обогнувшие Ливию Страница 40

— Нет, и это тебе не нужно — сладкий корень от кашля. А вот белена и дурман, собранные в Вавилонии. Нет, нет, ты послушай, собирают их ночью, высушивают в тени, выдерживают в хранилище, двери и окна которого выходят на север… Неужели не купишь?

— Хорошей тебе торговли, купец, но белена мне не нужна. Скажи мне лучше…

— Да видят боги, для такого могучего мужа мне не жалко… — Он опять запустил руку в суму, поискал и вытащил на свет глиняный сосуд, заткнутый деревянной пробкой, — мне не жалко вот этого чуда из чудес — средство от облысения!..

— Не нужно мне… — сопротивлялся Эред.

— Не тебе, так твоим друзьям, родственникам, родственникам друзей и друзьям родственников!

— Скажи мне, купец…

— О видят боги, все скажу, только купи это чудо, замешенное на жире льва, гиппопотама, змеи, кошки и каменного барана! Стоит только втереть в кожу головы… Это тебе не какая-то касторка, которой мажутся бедняки…

Эред было уступил, чтобы расположить к себе этого пройдоху; ему нужен был посредник для разговора с работорговцами, но чернобородый загнул непомерную цену. На эти деньги можно было бы купить добротную египетскую унирему или стадо баранов.

Видя, что с Эреда нечего взять, грек произнес что-то по-египетски, и цирюльники, лекари, их клиенты, торговцы, нищие — все засмеялись, разглядывая Эреда.

Эред вздрогнул, как от пощечины, по лицу забегали желваки. Он неожиданно прыгнул и поймал шустрого грека за шею.

— Ну-ка, уважаемый, переведи мне, что ты сказал?

Их обступила толпа. Молодые приказчики купца побежали звать на помощь — тут же появился страж порядка, полуголый измученный маджай в старых, стоптанных сандалиях. Откуда-то набежали вездесущие мальчишки. Толпа была в восторге от того, что два чужеземца сцепились и вот-вот в ход пойдут ножи.

Но грек сдался.

— Ты хотел что-то спросить у меня, финикиец? — проговорил он с натугой, тщетно пытаясь разжать железные пальцы Эреда.

— Пойдем со мной, — сказал Эред.

— С большой радостью, только не дави мне шею, она и так у меня тонкая. Хочешь, мы будем пить с тобой кикеон, напиток богов?

Эред выбрался из толпы и пошел по невольничьему рынку, обняв за плечи грека, словно тот был его лучшим другом. Маджай потерял к ним интерес, сел на берегу и, не снимая сандалий, опустил ноги в воду.

Рабы стояли на солнцепеке связками по пять — десять человек. Каждый пятачок тени был занят работорговцами и их клиентами: они беседовали, пили вино и пиво, спорили или считали слитки серебра. И только для самого ценного товара — искусных мастеров и юных девушек — нашлось место в тени у хозяйских помостков.

Рабы стояли утомленные, понурые. Не привыкший к африканскому солнцу белокожий сабинянин неожиданно пошатнулся и упал. На него набросились надсмотрщики, потом, видя, что побои не помогают, оттащили к каналу и окунули в воду.

Среди рабов, выставленных на продажу, были только чужеземцы — рослые и рыжеволосые арамеи, кривоногие, мускулистые мидяне, привыкшие к бешеным конским скачкам без седла, тяжеловесные, огромные ассирийцы, которых продавали по самой низкой цене — в Египте их не любили, стройные черноволосые филистимляне и низкорослые крепыши сирийцы, потомки знаменитых хеттов, о которых Египет помнил со времен великих походов Рамсеса… Измученная солнцем женщина с ребенком на руках — по облику и выговору ассириянка — отгоняла от ребенка мух пучком ивовых ветвей и умоляла прохожих:

— Купите нас, мусри.[4] Купите нас…

Для Эреда было тяжкой мукой бывать на невольничьих рынках: прошлое еще жило в нем.

— Ты заметил, финикиец, они своих совсем мало продают, — болтал без умолку грек. — У них чтут старые законы, особенно законы Хуфу и Бакнеренфа. Фараон Бакнеренф, сказывал мне один начитанный шун, еще полтора столетия назад запретил частным лицам обращать в рабство должников-египтян.

— Хороший закон, — вздохнул Эред и рассказал купцу, что ищет финикиянку по имени Агарь, затем попросил его поговорить с работорговцами. Может быть, кто-нибудь подскажет, где она.

— И ты думаешь на самом деле отыскать ее? — изумился грек.

— Ищу…

— Таких дурней на свете больше не сыщешь. Вон сколько девушек и женщин, а подавай ему Агарь. Воистину боги наделяют или умом, или силой. Если тебе не поможет старуха Ноферхонх, значит, в подлунном мире никто тебе больше не поможет.

ГЛАВА 35

Ноферхонх

Ноферхонх оказалась старухой-египтянкой, скрюченной недугом. Одной рукой она опиралась на увесистую клюку, увешанную талисманами и кусочками папирусов с магическими письменами, другой — на плечо мальчика нубийца. Седые сальные пряди ее выбивались из-под замусоленного кожаного пояска, стягивавшего ее сухую голову.

Старуха медленно тащилась вдоль выставленных на продажу невольников, приглядываясь и прицениваясь.

Грек подошел к ней, перекинулся несколькими фразами и указал на Эреда, возвышавшегося на две головы над толпой. Потом замахал ему руками.

Эред, чувствуя, как заколотилось сердце, в два прыжка очутился возле них.

— Расскажи подробней, как она выглядела, — сказал грек ему.

Эред, волнуясь, сбиваясь, долго обрисовывал девушку. Неожиданно старуха протянула к его лицу растопыренную костистую пятерню, сверкающую перстнями. Эред отпрянул. Старуха хрипло засмеялась и что-то сказала греку, тот перевел:

— Какого цвета ее глаза, выбери камень.

Эред указал на печатку из непрозрачного черного камня с едва заметными красноватыми крапинками. Старуха кивнула, заговорила.

— Она знает эту женщину! — воскликнул купец, не веря своим ушам. — Воистину небо любит дураков! Она запомнилась!

Эред вытер ладонями влажное лицо. «О Ваал!..»

— Где Агарь? — тихо спросил он старуху. — Где?

— Хи! — старуха оттолкнула клюкой Эреда.

— Она говорит, потом, — шепнул грек, — ты ей лучше не мешай.

Старая Ноферхонх из множества рабов выбрала одну, на первый взгляд невзрачную киммерийку, собственноручно вымыла ее в канале — у старухи оказались сильные и проворные руки. Потом посадила нагую рабыню на низкий треногий табурет посреди дощатого помоста, высушила ей волосы, вытирая их куском белоснежного льняного полотна, сделала красивую прическу, взбив ей волосы и скрепив хитроумное нагромождение на голове золотыми шпильками, нарумянила и припудрила слегка лоб и Щеки, густо начернила ресницы, черной же, модной, помадой подвела губы. Мальчик нубиец держал перед Ноферхонх раскрытые ящички и шкатулки с гребнями, пинцетами, зеркалами, дорогими украшениями… Старуха выбрала из доброй пригоршни различных серег тяжелые золотые с ярким зеленым камнем, но оказалось, уши рабыни не проколоты. Старуха тут же подозвала цирюльника, и вскоре в мочках ушей молодой рабыни красовались серьги. Туалет рабыни завершили массивные браслеты — ножные и ручные — и узкое египетское платье из яркой дорогой ткани.