Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах - Николас Старгардт Страница 40

Поначалу они с удобством расположились в квартире на Зелне улице, 31 – хозяева квартиры сбежали, но осталась горничная, которая подала им ужин из селедки, помидоров, масла и белого хлеба, постелив на стол белую скатерть, как в довоенные дни. Это был их первый полноценный ужин после отъезда из Лодзи. Однако прошло совсем немного времени, прежде чем им пришлось укрываться от налетов в подвалах, а в перерывах между немецкими бомбардировками выстаивать длинные очереди за хлебом. Затем снаряд угодил прямо в их дом, расположенный в опасной близости от телефонной станции, и им снова пришлось переезжать [4].

Давид Сераковяк сидел в парке и рисовал свою подругу, когда до него дошли известия о том, что Лодзь сдалась без боя. На улице Петрковской были замечены немецкие патрули. «Гранд-отель» уже украсили цветами, чтобы принять членов немецкого Генерального штаба. Давид наблюдал за тем, как 60-тысячное немецкое меньшинство Лодзи вышло на улицы, чтобы приветствовать первые отряды: «гражданские – мальчики и девочки – запрыгивали на проезжающие военные машины и радостно кричали “Хайль Гитлер!”». Тем временем Давид и все остальное христианское и еврейское польское население укрылись в своих домах. Оглядевшись вокруг себя в конце первого дня оккупации, он увидел и почувствовал, что «лица и сердца подернулись мраком, суровым холодом и враждебностью». В субботу прибыли основные силы, а в воскресенье оккупационные власти сделали свой первый ход: «Они хватают евреев и отправляют копать» [5].

В Борове-Горе, всего в 20 милях от Варшавы, десятилетняя Янина слышала, как обстреливают столицу. Горькие новости о поражениях приходили одна за другой, но наконец у нее появился повод сделать в дневнике радостную запись: 11 сентября стало известно о высадке британских войск на континенте. Девочка закричала: «Британцы идут!», а ее хорошенькая тетя Аньела станцевала польку-канкан. Янина начала представлять, как она выйдет навстречу толпе английских солдат, одетая в желтое платье из органзы, с большой тарелкой пончиков в руках и с дружелюбной улыбкой на лице. «Я буду говорить им “How do you do?” (тетя Аньела уже начала давать ей уроки английского), а они заметят, что у меня отличный английский». Уже 16 сентября пришла долгожданная новость: немцы «отброшены на западном фронте». Но французское и британское командование не выполнило тех обещаний, которые дали полякам их правительства: французское вторжение с запада остановилось сразу за Рейном, у Келя [6].

В военном отношении Польша потерпела поражение еще до вступления на ее территорию Советского Союза. Когда 17 сентября Красная армия пересекла восточную границу в соответствии с договором, который гитлеровский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп заключил в Москве меньше месяца назад, это фактически лишило польскую армию возможности отступить под естественное прикрытие лесов и болот и перегруппироваться в глубине. Теперь любые части, отступавшие на восток, рисковали попасть в руки Красной армии, а упорная оборона Варшавы от немцев больше не имела никакой стратегической ценности. Продвигаясь на запад к согласованной с немцами демаркационной линии, Красная армия не встречала особого сопротивления и потеряла всего 2600 человек (для сравнения, потери вермахта убитыми и ранеными составляли 45 000 человек, а поляков – 200 000 человек). Хотя большая часть польских военных планов до 1938 г. была направлена на возобновление войны 1920 г. с Советским Союзом, советское продвижение стало для поляков неожиданностью. Многие сельские жители думали, что Красная армия идет воевать с немцами. И многие встречали Красную армию традиционными хлебом и солью, цветами или наскоро воздвигнутыми «триумфальными арками». В некоторых местах главы областной администрации даже призывали население относиться к Красной армии дружелюбно, потому что она союзник Польши [7].

18 сентября Генрик Н. выглянул из окон родительского пансиона в Залещиках. В этот день, когда на смену золотой осенней погоде пришли монотонные дожди, два танка с грохотом вылетели из-за угла и встали на мосту, который обозначал границу между Польшей и Румынией. Местные жители завели разговор с красноармейцами, обращаясь к ним по-украински. Солдаты рассказывали всем, как дешевы спички в Советском Союзе, но явно получили указание не пускаться ни в какие другие сравнения. Поскольку день продолжался без происшествий, а провизию еще не подвезли, красноармейцы расслабились и набросились на еду, которую им дали в пансионе. «Мы узнали, – вспоминал Генрик четыре года спустя, – что в армии они не видели ни молока, ни яиц. И они все время просили “мёда” – так они называли варенье». Даже в обедневшей Восточной Польше люди быстро поняли, что их новые хозяева считают их привилегированными и зажиточными людьми [8].

20 сентября до десятилетней Янины из Борова-Горы дошли новости о том, что русские и немцы встретились в Брест-Литовске. «Мы убиты горем, – признавалась она в дневнике. – Варшава держится из последних сил». В тот день люди из деревни закопали у них в саду свои ружья. Янина вышла в поле, чтобы посмотреть на марширующих в сторону их деревни немцев, но те начали в нее стрелять. Она упала в траву и поползла в сторону дома, но тут ее напугала раненая корова, и девочка вскочила и побежала. Мать испытала такое облегчение, когда Янина благополучно добралась до дома, что выпорола дочь и заперла ее в комнате [9].

Тем временем обстрелы Варшавы усилились, и, поскольку в стране больше не оставалось внутренних районов, правительство покинуло столицу и отправилось в изгнание. Мэр, занимавшийся организацией обороны Варшавы, создал героический прецедент, который позднее помог созвать польскую подпольную армию после того, как неделю спустя город, наконец, будет вынужден капитулировать. Четырнадцатилетняя Мириам Ваттенберг и ее родители провели последнюю ночь осады в переполненном людьми подвале разбомбленного дома. Рядом с Мириам бился в конвульсиях на бетонном полу маленький мальчик: она чувствовала запах гангрены от застрявшего в его ране осколка снаряда. Когда 27 сентября в жуткой тишине распространилась новость о капитуляции, они вылезли из подвала и обнаружили, что спасатели-добровольцы уже начали искать выживших среди завалов и грузить мертвых в повозки. Закутавшись в одеяла, Ваттенберги пробирались мимо людей, деловито срезающих мясо с лошадиных туш. Некоторые животные еще дергались. Последняя квартира Ваттенбергов оказалась практически нетронутой, и консьерж пригласил их разделить с ним ужин: вместе они съели одного из последних лебедей из парка Красинских [10].

Вступив в молодую Польскую республику с запада и востока, Германия раздувала пламя этнической гражданской войны, используя обиды и ненависть межвоенных лет, чтобы как можно более основательно разрушить польскую государственность. На всенародных голосованиях о демаркации национальных границ после Первой мировой войны во многих городах и деревнях Западной Пруссии поляки получили крайне небольшой численный перевес. Избирательные кампании