Джордж Фрейзер - Флэшмен Страница 41

В один миг мои путы были разрезаны, и двое гази — те же самые вонючие скоты, которые несколько секунд назад готовились бросить меня к змеям, — вывели меня из этого проклятого места. Я буквально чувствовал, как глаза Гюль-Шаха буравят мне спину, но он не произнес ни слова: единственное объяснение, которое я мог найти, заключалось в том, что этот дом принадлежал тому крепышу, а для мусульманина гостеприимство — закон. Однако сейчас, едва живой, я не в состоянии был вдаваться в эти размышления, и просто поплелся вслед за своим благодетелем.

Меня привели в роскошно обставленную комнату, где под надзором крепыша царапину у меня на голове промыли, а на стертые в кровь кисти наложили пропитанные маслом повязки. Потом мне предложили крепкий мятный чай и блюдо с хлебом и фруктами. Хотя голова у меня раскалывалась от боли, я просто умирал с голоду, поскольку за целый день во рту у меня не было ни крошки. Пока я ел, мой спаситель вел беседу.

— Не беспокойтесь насчет Гюль-Шаха, — говорил он, сидя напротив меня и поигрывая бородкой. — Он же дикарь — все гильзаи такие, разве нет? — а теперь, узнав ваше имя, я связал его с одним происшествием, имевшим место в Могале некоторое время назад. Кровавое Копье, не так ли? — и он снова одарил меня белозубой улыбкой. — Полагаю, у него был повод для обиды…

— Это была женщина, — сказал я. — Откуда мне было знать, что она — его женщина?

Это было не совсем правдой, ну да что с того?

— Как часто причиной бывает женщина, — кивнул он. — Но мне сдается, что там было нечто большее. Смерть британского офицера в Могале очень устраивала Гюля с политической точки зрения. Да-да, я вижу, как это могло быть… Но это в прошлом. — Замолчав, он задумчиво посмотрел на меня. — А теперь этот досадный инцидент в подвале. Хотелось бы, чтобы все заканчивалось также хорошо. Не только для вас лично, но для всех ваших соотечественников здесь.

— А как насчет Секундара Бернса и его брата? — заявил я. — Ваши добрые слова не вернут их к жизни.

— Ужасная трагедия, — согласился он. — Я восхищался Секундаром. Позвольте выразить надежду, что виновные в его гибели подонки будут найдены и понесут заслуженную кару.

— Подонки? — вскинулся я. — Очнитесь, любезнейший, это были не бандиты, а воины Акбар-Хана. Не знаю, кто вы и какое занимаете положение, но вы явно отстали от жизни. Убийство Бернса и разграбление Резиденции — не что иное, как начало войны. Если даже британские войска еще не вышли из военного городка, то скоро они все равно скоро прибудут в Кабул, и тогда вы ответите за все!

— Думаю, вы преувеличиваете, — мягко сказал он. — Эти разговоры про воинов Акбар-Хана, скажем…

— Слушайте-ка, — прервал я его. — Не рассказывайте мне сказки. Прошлой ночью я приехал с востока: перевалы от Джагдулука и далее захвачены восставшими племенами, их там тысячи. Они теснят Сэйла и будут здесь, как только Акбару вздумается захватить Кабул, перерезать горло Судже и занять его трон. И тогда да поможет Господь британскому гарнизону и таким лоялистам как вы, кто решится помогать нам, как вы помогли мне сегодня. Я пытался втолковать это Бернсу, но он поднял меня на смех. А теперь вы… — я замолчал, так как у меня пересохло в горле. Отпив глоток чая, я добавил: — Впрочем, верить — не верить, это ваше дело.

Несколько секунд он ничего не говорил, потом заметил, что все это звучит пугающе, но я наверняка заблуждаюсь.

— Если бы все было так, как вы говорите, — заявляет он, — британцы уже давно пришли бы в движение, направляясь или в Кабул или в Бала-Хиссар, где им ничего не угрожает. Не дураки же они, в конце концов.

— Вы, очевидно, не знаете Эльфи-бея, — отвечаю я. — Или этого осла Макнотена. Они не желают ничего видеть, им удобнее думать, что все идет замечательно. По их мнению, Акбар-Хан все еще скитается где-то на Гиндукуше, они не верят, что к нему примкнули все племена, готовясь изгнать англичан из Афганистана.

— Может, вы и правы, — вздохнул он. — Такие разговоры ходят повсюду. А может, правы они, и опасность меньше, чем вам кажется. — Он поднялся. — Но я совершенно нерадивый хозяин: ваши раны причиняют боль, вам необходим покой, Флэшмен-хузур. Не стану утомлять вас больше. Здесь вы можете отдохнуть, а поутру мы продолжим нашу беседу, и среди прочего обсудим, как возвратить вас в целости и сохранности вашим соотечественникам. — Он улыбнулся, подморгнув мне голубым глазом. — Нам не нужны больше такие «ошибки» со стороны горячих голов вроде Гюль-Шаха. А теперь, да пребудет с вами Бог.

Я попытался протестовать, но почувствовал такую слабость, что вынужден был снова сесть. Я сказал, что очень благодарен ему за доброту и выразил намерение отблагодарить, но в ответ он только засмеялся и повернулся к двери. Пробормотав еще несколько благодарностей, я вдруг сообразил, что до сих пор не имею представления, кто он и как мог спасти меня от Гюль-Шаха. Я задал этот вопрос, и он остановился у занавешенной двери.

— Я хозяин этого дома, — сказал он. — Близкие друзья называют меня Бакбук, по причине любви к беседам. Остальные используют разные имена, кому что больше нравится. Вы можете, — он поклонился, — называть меня самым известным из моих имен: Акбар-Хан. Доброй ночи, Флэшмен-хузур, и приятного отдыха. В случае необходимости, позовите слуг, они будут поблизости.

С этими словами он вышел, предоставив мне возможность изумленно таращиться на дверь и чувствовать себя круглым дураком.

IX

На самом деле Акбар-Хан не вернулся ни завтра, ни даже через неделю, так что у меня оказалось много времени для размышлений. Разместили меня под плотной охраной, но со всеми удобствами: хорошо кормили и позволяли поразмяться на закрытой веранде с парой присматривающих за мной вооруженных барукзиев. Но на мои вопросы и просьбы отпустить меня никто не отвечал ни единого слова. Я не знал ничего: что происходит в Кабуле, чем заняты войска, или куда отправился Акбар-Хан? И даже ответа на самый главный вопрос: с какой целью он удерживает меня в плену?

Наконец на восьмой день Акбар-Хан вернулся, и вид у него был щеголеватый и довольный. Отослав охрану, он поинтересовался состоянием моих ран, которые быстро заживали, спросил, хорошо ли со мной обращались и прочее, а потом сказал, что если меня интересует что-нибудь, то он готов ответить, насколько это в его силах.

Я не стал терять времени и принялся высказывать свои желания, а он слушал, улыбаясь и теребя короткую черную бороду. Потом поднял руку, прекращая поток моих излияний.

— Постойте-ка, Флэшмен-хузур. Вижу, вы похожи на человека, измученного жаждой: вас надо поить понемногу. Присаживайтесь, пейте чай и слушайте.