Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза Страница 41

шествие. По всему проспекту, вплоть до собора, стояли шпалерами 22 донских полка, собранных к Высочайшему смотру, и за их флангом бесчисленное множество народа с верховых и низовых станиц. Восторженное «ура!» не смолкало не на одно мгновение: оно сливалось с колокольным звоном, с пушечной пальбой; в окнах, на балконах, с кровель домов новочеркасские казачки махали платками, бросали под ноги цветы… На паперти собора ждал Государя архиепископ Афанасий со всем городским духовенством. Выслушав его приветствие и приложившись ко кресту, Николай Павлович вошел в средину войскового круга. «Любезные донцы! – произнес он громким голосом, – ваши предки и отцы сослужили много служб государям и Отечеству! Признательность монархов показывают эти грамоты, эти знамена и прочие царские клейноды. Я хотел явить новый знак своего благорасположения и назначил атаманом вашим своего первого сына Наследника престола Нашего. Надеюсь, что вы и потомки ваши не перестанете идти по пути славных предков и заслужите признательность Отечества!». Едва закончил Государь, как мертвая тишина сменилась потрясающим «ура!», загремели пушки, загудели колокола всех новочеркасских церквей. Государь взял поднесенный Власовым на бархатной подушке пернач и, обняв Наследника, вручил ему этот знак атаманского достоинства. Тотчас же все донские генералы окружили Августейшего атамана: под сенью склонившихся знамен они его подняли на руках. Взрыв народного восторга встретил появление царственного юноши и атамана над убеленными сединами ветеранов Великой Екатерины, императоров Павла и Александра… С разных сторон раздались задушевные приветствия: «Батюшка ты наш, атаман войсковой! Надежда наша, красное солнышко! Пойдем в огонь и воду за тебя, наш красавец ненаглядный! Да хранит же тебя Царь Небесный для счастья нашего!..».

Выйдя из круга, Государь с Наследником сели в коляску и отправились в дом Иловайского; атаманское знамя, пернач и бобылевые хвосты были препровождены эскадроном атаманцев на квартиру Наследника, в доме Мартынова. Экипаж с трудом пробивался сквозь густые толпы народа; площадь перед царской квартирой волновалась, как живой муравейник. Весь вечер до глубокой ночи никто не посещал своего места. На другой день Государь император посетил войсковое правление, госпиталь, войсковую гимназию, где, между прочим, произнес следующие достопамятные слова: «Учитесь, дети, усердно. Я хочу, чтобы со временем и из донцов были сенаторы, министры, главнокомандующие!». 21 октября происходил Высочайший смотр всем собранным в ту пору войскам, а 22 утром, Государь с Наследником отъехали по пути на Воронеж.

Описанное событие повторяется каждый раз при восшествии на престол Августейшего атамана: врученную ему отцом булаву или пернач он так же торжественно передает своему Сыну и Наследнику Престола. Этот обычай еще более связывает верных донцов с венценосными вождями русской армии, Оберегаемые с высоты трона, опекаемые Августейшим атаманом, они живут и поныне в своих древних правах и привилегиях, добытых кровью отцов.

Донцы на линии

Доблестные воины в течение 60-летней Кавказской войны постоянно делили с русскими войсками труды и славу военных подвигов; многие из этих подвигов займут почетное место в истории. Так отзывался о донском войске в приказе по кавказскому корпусу Великий князь Михаил Николаевич.

Действительно, после долгой и упорной борьбы с татарами, своими ближайшими соседями, донцы, как сподвижники нашей армии, являются борцами в горах и ущельях Кавказа. Их там перебывало более чем 200 тысяч, но из десяти лишь один узрел родимую сторону. Кроме того, со времен императрицы Екатерины донцы выселились, частью по охоте, частью по неволе, на берега Кубани, Лабы, Терека, где рядом станиц, укреплений, а больше своею грудью отражали первые набеги горских народов; в то же время сопровождали наши транспорты, развозили приказания, одним словом, несли трудную линейную службу. Так вот на помощь этим переселенцам, равно как и прочим линейным казакам, поселившимся еще раньше, высылались поочередно полки с Дона. Тяжела была их служба! Линейцы там родились, свыклись с неприятелем, знали его сноровки, наконец, притерпелись ко всем невзгодам походной и домашней жизни; донцы же попадали прямо в лазареты, где умирали сотнями. Они были здесь как чужие, даже получили особое прозвище: «Кaмыш». И на Дону прошла не добрая слава про «Линию, Линеюшку, кавказскую сторонушку»: ее проклинали в песнях, как «горькую недолюшку». Зачастую являлись сюда малолетки на плохих лошаденках, не умевшие стрелять по горскому обычаю, на всем скаку, и таким-то воинам приходилось каждодневно встречаться с чеченцем! Последние имели во всем перевес: сами они гибки и увертливы, как змеи, шашки их тяжелы и остры, удары метки, неотразимы. Боевая служба донцов еще много страдала оттого, что полки действовали не в полном составе, а малыми частями, рассеянными по всей Линии, то при отрядах, то в дальних командировках или просто на посылках. Но дело сразу изменялось, когда во главе полка становился начальник, умевший их собрать, сплотить и вдохнуть отвагу отцов.

Тогда и донцы являлись сильными, даже грозными чеченцам; тогда они ни в чем не уступали своим соратникам-линейцам. К числу таких вождей принадлежал Яков Петрович Бакланов. Сам уроженец тихого Дона, из бедной семьи, Яков Петрович в детстве пахал землю, косил сено, пас табуны. Еще мальчишкой он скакал верхом на диких степных лошадях, ловко стрелял из ружья и первенствовал во всех ребяческих играх. Он рос на свободе, как росла большая часть его сверстников; заслушивался рассказами о старине, как некогда казаки гуляли по Синему морю, как отсидели от «турского султана» Азов.

И вырос из мальчугана богатырь-казак, силы необычайной, воли железной. Из-под густых нависших бровей горели его серые, глубокие глаза, метавшие искры; густая борода покрывала его могучую грудь. Одевался он просто, по-казацки, в шелковую красную рубаху, прикрытую бешметом, широкие шаровары и черкесские чевяки; на голове носил папаху. Прямодушный и бескорыстный, Бакланов не многому учился, но твердо помнил, что без веры в Бога не прожить христианину, что для победы над врагом нужно скрытно к нему подойти, быстро и смело напасть. Его называли Ермаком Тимофеевичем и, правда, что в Бакланове как бы воскрес этот любимый атаман казачий. Врагам он был страшен, как только появился на Кавказе; у чеченцев он слыл под именем «даджал», что значит по-нашему «черт», и только в виде ласки называли «Боклю».

Получивши донской 20-й полк, Бакланов задался поставить его так, чтобы он ни в чем не уступал полкам линейным. Прежде всего, он завел в полку особую, седьмую сотню и назвал ее учебной; эта сотня ходила у него то в голове, то