Боги ушли, твари остались - Михаил Владимирович Рогожин Страница 41

— Альфред, неужели и вправду дуэль? — не сдержал своего любопытства Орланский.

— Князь, и вы туда же… Случайное столкновение…

— Не поверю, голубчик! С такой женщиной случайностей не бывает. Это она мысленно свела вас на одной дороге…

Услышав предположение князя, Инга от удивления раскрыла рот.

— Неужели такое возможно?

— Главное, погиб тот, кто должен был… — заключила Хенни.

— В таком случае это убийство! — еще больше озадачилась Инга.

— Давайте не будем демонизировать Аделию. Она, конечно, умеет показывать фокусы, но такие предположения уж слишком фантастичны, — наставительно отреагировал Альфред.

— Как по мне, так совершенно очевидно, — пожал плечами князь, — нет, этого Вальтерхоффа совершенно не жалко…

— Когда идёт война, сообщения о смерти вообще не трогают, если не касается тебя лично, — Хенни решила смягчить свое определение убийства.

— Получилось просто замечательно, — продолжила Инга, — Аделия теперь свободна. Мы будем дружить. Альфред на ней женится. А этот Франц… какое-то чудовище. После того как он нахамил Бальдуру, Роберт на следующий день вспомнил об этом. Не уверена, что оставил бы это так. В Трудовом фронте с такими промышленниками разбираются быстро.

— Значит, повезло человеку, — заключил князь.

В это время гостей позвали на демонстрацию новой железной дороги рейхсмаршала.

— Что ж, поиграем в детский сад, — усмехнулась Хенни.

Пожалуй, никто, кроме неё, не посмел выразить своё отношение к хобби Геринга. Этот всеядный человек, тащивший в свое имение богатства из европейских дворцов, музеев и государственных хранилищ, больше всего гордился игрушечными железными дорогами. Для них был отведен огромный подвал, в котором по искусственному ландшафту бегали миниатюрные поезда. Управлялись они из единого командного пункта. Но на этот раз рейхсмаршал действительно удивил всех. Кроме подвижного состава, станций, семафоров, вокзала и депо над макетом появились самолетики, которые по приказу Геринга начинали бомбить железную дорогу деревянными бомбочками.

От восхищения присутствующие разразились бурными аплодисментами. В этот момент по самолетам принялись стрелять миниатюрные пушки. И хоть никаких разрушений на макете не было, но звуки взрывов, вой сирен, скрежет металла воспроизводили реальную обстановку авианалёта.

Геринг возвышался над всеми на своем командном пункте и со всей серьезностью монументального лица принимал восторги, как оценку своего военного гения.

«Вот так скоро мы разбомбим все электростанции в России. И тогда действительно весь покорённый мир будет рукоплескать ему», — с гордостью подумал Альфред.

— Надеюсь, до крушения не дойдет? — спросила Хенни, закурив сигарету.

— Чего? — игриво спросил князь.

— Поездов, конечно… — со вздохом ответила ему.

После демонстрации гости потянулись назад на лужайку к оставленным столам. А Альфреда перехватил Гофман.

— Пошли, Герман хочет поговорить.

Они отстали от всех и направились к лифту, возле которого дежурил офицер. Кабина поднялась прямо в кабинет рейсмаршала. Через некоторое время появился хозяин.

— Ну? Как игрушка?

— Фантастика! — отреагировал Гофман. — Игра великого человека.

— Ошибаешься, моя игра весь мир, а это забава. Когда смотрю на макет, вижу всю огромную Россию. Наблюдаю за ней, как Бог Саваоф, и жду момента, чтобы вот так сверху прихлопнуть, — и он ударил ладонью с широко расставленными пальцами по большому глобусу. Правда, удар пришелся на американский континент.

Довольный собой, Геринг прошел за письменный стол, сел в кресло и кивнул Гофману:

— Показывай.

Гофман достал из пакета фотографии аварии и положил перед ним. Снимки произвели должное впечатление. Особенно крупно сфотографированное лицо Аделии в разных ракурсах.

— Она? — ткнул пальцем Геринг.

— Она, — подтвердил Альфред.

— Хороша… Как же ты так с мужем её… молодец… Любая женщина ждет завоевателя, склоняется перед ним, а все эти романтические вздохи-цветочки для слабаков. Женщина нужна, чтобы рожать детей. Но не просто детей, а героев во имя родины. И умирать им нужно не в старости, а вовремя. Их смерть, так же как и жизнь, нужна рейху. Поэтому мы никогда не станем дряхлеющей нацией… — Геринг еще раз взглянул на фотографии и словно опомнился: — Да… чего это я? Устал… Забирай.

Гофман собрал со стола фотографии.

— Мы тут с Альфредом еще потолкуем.

Фотограф с пониманием кивнул и направился к выходу из кабинета.

— И что, будешь жениться?

Альфред никогда не врал Герингу. Между ними установились доверительные отношения. Рейхсмаршал относился к нему, как к сыну, хотя и не демонстрировал это на людях.

— Надеюсь, что да, — подтвердил Альфред.

— Стоит ли? В наше время мужская жизнь намного интересней семейной. Другие задачи. Да. Нет, я и сам, как ты знаешь, и влюблялся, и терял, и снова любил. Только это всё отдельно. Жизнь слишком коротка, чтобы разменивать её на женщин…

После этих слов задумался и неожиданно его каменное лицо исказилось от боли.

— Вот… вот это от меня уже никуда не уйдет…

Геринг открыл ящик стола, достал аптечную коробку, положил на стол.

— Сделай укол…

Альфреду не впервой было вкалывать шефу морфий. Никто, кроме него, этого не смел делать. Геринг свято охранял свою тайну. Не хотел прослыть слабаком. Мучившие его боли иначе снять было нельзя. Да и привык. Потом, когда узнал о мучениях Альфреда, подсадил и его. Это их породнило.

После укола он некоторое время сидел с закрытыми глазами. Потом показал пальцем на ампулу:

— Давай тоже.

— Мне сейчас не нужно, — отказался Альфред.

— Счастливый. Забери с собой. Вдруг прихватит.

Альфред спрятал ампулу в карман. Геринг постоянно снабжал его наркотиками.

— Ладно, иди. Как-нибудь на днях познакомь с невестой. Может, что у вас и получится.

После укола Геринг уже не испытывал прилив энергии. Возникало отупение. Он чувствовал, что организм разваливается, и никаких средств собрать его не было. Оставалось только сжать волю в кулак и с головой погрузиться в дела войны, которую он надеялся закончить раньше, чем умрёт.

Глава тридцать первая

Франц несколько раз перечитал репортаж о своей смерти и остался доволен. Фотографии с места аварии впечатлили. Труп несчастного оценщика обгорел так, что никакая экспертиза ничего не определит. Теперь Франц стал недосягаемым ни для Москвы, ни для гестапо. Паспорт на имя Гюнтера Краузе у него был в кармане, швейцарские франки в чемоданчике. И только одна мысль не давала покоя — кто мог знать о его явке в доме Марты? Угроза маячила явно с немецкой стороны. Но теперь для всех он труп и может спать спокойно. Однако авантюрный характер не позволял Францу расслабиться. Он задумал еще одну операцию. Получилось, что после его смерти мыловаренный заводик в Австрии остался без хозяина. Наследника он не оставил и через некоторое время предприятие будет национализировано. Потерять такой устойчивый источник дохода Франц ни за что не хотел. Теперь нужно задним числом написать завещание на